Парышев, войдя, зажмурился: после темноты литейного цеха в глаза ударил дневной свет. Оказалось, что над корпусом установлена лишь половина крыши, а над остальной половиной цеха зияло небо и сыпал снег.

Вошедших сразу оглушил стук молотов. Они стояли прямо под открытым небом и около них копошились люди, отковывая массивные поковки.

Пройдя вдоль нагревательных печей, все трое остановились в проходе, наблюдая, как рабочие в намокших телогрейках и шапках работали у паровых молотов.

В провалы окон, где не было не только стекол, но даже и рам, врывались снеговые вихри и сквозь них, словно в тумане, виднелись темные контуры молотов, огненно раскаленные, шипящие под снегом, стальные отливки и освещенные красноватым светом, темные снизу и белые, завьюженные сверху фигуры кузнецов.

Подойдя ближе, Парышев заметил, что от одежды кузнецов поднимался пар. Со стороны молотов телогрейки были сухи, а со спины покрыты ледяной, заснеженной коркой.

Парышев, повернувшись к Васину, строго взглянул из-под черных бровей:

— Почему до сих пор не достроена кузница?

— Не хватает рабочей силы. Плохо с материалами, — выпалил Васин.

Парышев взглянул на Махова, но тот промолчал. У него не повернулся язык сказать, что половина рабочих снята и отправлена на строительство бараков и землянок для эвакуированных.

— Завтра представьте мне докладную с перечнем необходимых материалов и рабочих с учетом покрытия и застекления корпуса в течение десяти дней.

— Будет сделано, Алексей Петрович, — четко ответил Васин…

В механических цехах не сыпал снег, но было холодно и горели костры. Рабочие, останавливая станки, бегали к огню, отогревать коченеющие руки. В длинном пролете у сверлильных и токарных станков, на перевернутых ящиках и грубо сколоченных подставках стояли ремесленники — подростки. Тут же, между станками, ходили бригадиры и мастера. Они доглядывали за работой, часто сами становились к станку, показывали, учили. Большинство ребят были одеты в телогрейки второго срока, в ветхие, заношенные шапчонки казенного образца. На ногах у многих были большие армейские ботинки, некоторые даже перевязанные шнурками. Лица у ребят были исхудавшие, бледные, перепачканные железной пылью.

— Как кормите ребят? — спросил Парышев.

— Обычное трехразовое питание, — ответил Васин, которому уже надоели расспросы.

— Со следующей недели введите за счет подсобного хозяйства дополнительное питание из двух блюд.

— Хорошо, сделаем.

— Обуть всех в валенки. Выдать телогрейки, бушлаты и ватные брюки первого срока. Если не найдете готового — закажите на швейной фабрике. Скажите: для ребят — сделают.

— Сделаем! — уверенно пообещал Васин.

— Берегите ребят, заботьтесь об их здоровье. В них — наше будущее! — сказал Парышев и, нахмурив густые брови, пошел вдоль цеха. Махов заметил, как на глазах его блеснули слезы…

Проходя через термический цех, Парышев остановился, заметив человека в рабочей одежде, сидящего на полу у тыльной стенки нагревательной печи.

— Что такое? Уж не пьяный ли развалился тут?

Васин окликнул мастера:

— Что за разгильдяйство? Почему ночлежку устроили в цеху?

Мастер подошел к сидящему, потянул за рукав:

— А ну, вставай! Чего расселся? Человек, ничего не ответив, качнулся и упал.

— Да, он, кажется, помер, — задрожавшим голосом сказал мастер. — Сердце у него было слабое.

— Узнайте кто и доложите потом. — Парышев тяжело вздохнул.

В инструментальном остановились на участке, где нарезались шестеренки.

— Я приказал вне плана изготовить двести комплектов запасных шестеренок для коробки скоростей, — сказал Васин. — Каждый танк будет снабжен таким комплектом.

— Это хорошо, — одобрил Парышев, — но надо думать о замене всей коробки. Это самое больное место в вашей машине.

— Будем менять. Конструкторы работают над новой коробкой.

Подошел начальник инструментального Буров, которого Парышев знал еще по Северограду. Взглянув на его исхудавшее, с болезненной белизной лицо, Парышев пожал худую, влажную руку:

— Ты что, болен, Валентин Николаевич?

— Немного прихватило… Но ничего, работаю. Сейчас такое время, что нельзя…

— Как успехи?

— Справляемся, Алексей Петрович, но плохо с быстрорезом. Победит на исходе.

— Поможем, Валентин Николаевич. Поможем. А тебе бы надо отдохнуть, подлечиться и подкормиться. Александр Борисович позаботится об этом.

Парышев попрощался с Буровым, пожелав ему здоровья и успехов, а когда отошли, сказал Васину:

— Бурова немедленно в больницу. Создать все условия. Если будет трудно — звоните мне. Таких людей надо беречь как зеницу ока…