Когда Вадик уснул, мать еще была на кухне, помогала Варваре Семеновне перемывать посуду. Татьяна быстро разделась, юркнула под одеяло, сомкнула веки: «Что же такое со мной происходит? Приехал Егор, а я словно бы и не радуюсь… Странно… Если бы это случилось неделей раньше — я бы прыгала от счастья. Очевидно бы, сразу полетела в карантин, чтоб его увидеть хоть издали. А сейчас я в каком-то недоумении… Вроде и не рада совсем… Неужели влюбилась в Колесникова?.. Конечно, он такой импозантный. И, безусловно, немного увлекся… Правда, там, в институте, и не взглянул на меня. Держался так, словно никакого объяснения не было. И домой уехал раньше, оставив меня с этими инженерами-молчунами. Конечно, у него важные дела, я понимаю… но, думается, нарочно уехал раньше, чтоб дать мне почувствовать… чтоб заставить меня поволноваться… Он горд и знает себе цену… Да, это — мужчина! И положение, и авторитет, и внешность, и все другие качества… Но ведь и я не девочка. Как же я могла позволить себе увлечься? Ведь у меня муж, и очень хороший муж, которого я не видела целую вечность… У меня Вадик и мама. И я же была счастлива…»

Она стала вспоминать те немногие счастливые дни в Малине.

«Странно… Что же со мной происходит? Мне прошлое видится словно в тумане. Даже Егора я представляю как-то смутно. Неужели я стала его забывать?..»

И вдруг ей вспомнились слова Колесникова, сказанные в вагоне:

«Я знаю все и не верю, что вы его любите. Это было минутное увлечение, порыв истосковавшегося сердца. Вам нужен совсем другой человек, который бы мог оценить вашу красоту, вашу утонченную душу, который бы был вам близок духовно…»

Татьяна вздохнула, и на глаза ее навернулись слезы. «Может быть, он и прав. Возможно, со стороны виднее… Может быть, со стороны кажется странным и нелепым наш союз?.. Здесь я живу как у чужих. Люди, правда, очень хорошие, добрые, но духовной близости нет… Нет общих интересов. Я тут как-то опростилась. Перестала за собой следить. Не бываю ни в театре, ни в кино. Конечно, война, голод… Я понимаю… Но ведь даже в древнем Риме разъяренная толпа требовала хлеба и зрелищ!..

Может быть, теперь, с приездом Егора все будет иначе? Я потому и приуныла, что не было его!.. Ох, скорее бы! Скорее бы увидеть его! Неужели счастливые дни вернутся снова?.. Какой-то он теперь? Смогу ли я любить его по-прежнему? Вдруг Колесников смутил мою душу, и смог поколебать мои чувства? Нет, нет! Егор достоин большой любви! В нем есть качества, которые едва ли есть у Колесникова. Он мужествен! Он отважен! А теперь, в войну, эти качества должны цениться выше всего! Я правильно поступила, оттолкнув Колесникова. У нас с Егором все будет хорошо!» — с этой мыслью она закрыла глаза и тут же уснула.

Авиационный мотор или двигатель, как привыкли называть многие, с аэродрома был привезен прямо в сборочный корпус и поставлен на стенде.

Махов, конструктор Ухов и еще несколько инженеров из конструкторского бюро собрались вокруг.

— Какова же его мощность? — спросил Ухов, шагнув поближе к Махову, рассматривающему паспорт двигателя.

Махов взглянул на его усталое, осунувшееся лицо с мешками под светлыми веселыми глазами и громко сказал:

— Изрядная! Шестьсот лошадиных сил.

— Отлично! Он спокойно потянет тяжелый танк.

— Главное — пройдет ли по габаритам?

— Еще для погребца место останется, — пошутил кто-то из инженеров.

Ухов, достав маленькую металлическую рулетку, быстро прикинул высоту, ширину, длину, расстояние от основания до вала, и его круглое утомленное лицо повеселело от улыбки:

— Разместится в танке свободно, Сергей Тихонович. Можно даже для надежности прикрыть его второй броней. Двигатель-то бензиновый, может вспыхнуть от малой искры. Да и танкистов предохранит от жары.

— Что ж, если потянет — вторая броня не повредит. А как с креплениями?

— Придется его немного приподнимать.

— Это очень усложнит установку?

— Попробую найти самое простое и надежное решение. Главное — теперь знаем от чего танцевать! — опять с улыбкой сказал Ухов, почесывая лысину. Его лицо приняло добродушно-веселое выражение. Это несколько успокоило Махова. За два месяца работы с Уховым он не только привык к нему, но и изучил его характер. Если Ухов улыбается и шутит, значит, он уверен в успехе. Значит, бояться нечего… И все же изготовление креплений для двигателя могло затормозить сборку танков.

— Ты, Леонид Васильевич, все же поторопись, — сказал он по-товарищески. — Еще раз проработайте все размеры, и со схемой креплений приходи ко мне. Посмотрим…

Поздно вечером Ухов зашел к Махову с чертежами креплений и броневого кожуха, прикрывающего мотор. Оба склонились над столом с карандашами.

— Вот видите, Сергей Тихонович, мы предлагаем самые простые крепления с асбестовыми прокладками. Можно приварить, можно поставить на болты.

— Так… хорошо, надежно… А это что?

— Дополнительная броня. Броневой кожух.

— Разумно. Весьма разумно, — сказал Махов. — Прикидывали, говорили с технологами?

— Да. Они одобряют.

Со стуком распахнув дверь, стремительно вошел маленький, грозный Васин.

— А, оба на месте? Здравствуйте!.. Ну, что авиационный мотор? Годится? — заговорил он быстро, никому не давая вставить слова.

— Мотор ложится! — забасил Махов, поднявшись. — Вот, взгляните на чертеж, Александр Борисович.

Васин присел к столу, взял чертеж, всмотрелся.

— Не понимаю… это что? Что за линии?