— Он не соврал. Эти символы настолько необычные, что руководство музея решило изолировать скалу от остальных экспонатов. Построили вокруг неё помещение и пускают туда только организованные группы туристов. А то многие пытались отколоть кусочек на память.

— Ещё бы! Гростайн мерцает и светится, а внутри него плавают разноцветные штуки и взрываются фейерверки. Я бы тоже хотел себе кусочек!

К их столику подошла официантка с тяжело гружёным подносом:

— Бургер с грибами, биг бургер с сыром, барбекю чикен салат, луковые кольца, картофель фри и два молочных коктейля на десерт.

— А попить? — спросил доцент.

— Напитки без ограничений около кассы.

Олег Петрович с такой жадностью набросился на свой бургер, что Дима застыл. Дежавю. Он сунул в рот луковое колечко и наморщился, вспоминая, где мог видеть подобную картинку. Из ступора его вывел громкий хруст: Олег Петрович кидал в рот картошку фри и со вкусом чавкал. Дима засмотрелся на его белоснежные зубы и розовые губы. Мысли потекли в ином направлении, далёком от археологии.

— Да, лакомый кусочек, только никому не удалось его заполучить.

— Что?

— Кусочек Гростайна. Даже учёные не смогли взять пробу камня. Хотя они и колотили по нему, и пилили, и пытались заложить в трещину взрывчатку. Ничего не вышло. Трещин не нашли. Гростайн — это монолит, абсолютно цельный и невероятно твёрдый. Его состав так и не был определён. Может, это и не камень. Каким образом люди оставили на нём надписи — неразрешимая загадка для всего археологического мира. В настоящее время таких инструментов нет.

Олег Петрович присосался к соломинке и потянул пепси-колу. Его заросшие мягкой бородкой щёки втянулись вовнутрь. Дима ощутил приятный спазм в животе.

— Ну, не знаю, я легко выцарапал на нём своё имя.

Ломтик картофеля упал Олегу Петровичу на штаны, но он, кажется, не заметил.

— Что вы сказали? Повторите.

— Я написал на Гростайне: «Дима».

— Где?!

— У земли, в самом низу. Немного справа. Я был немножко пьян, у меня было радостное настроение, а неподалёку старушка стучала по зубилу. Мне тоже захотелось что-нибудь выцарапать. Типа на память.

— На бесценном артефакте, обладающем уникальными свойствами?! Рядом с древними петроглифами вы нацарапали свои… дмитроглифы?!

— Ха-ха, дмитроглифы! Я там песочком присыпал, никто не заметит. Интересно, в наши дни эта надпись видна? Наверное, стёрлась за пять тысяч лет, я там не сильно камешком поработал.

Олег Петрович тщательно вытер руки салфеткой и достал из портфеля планшет. Открыл какую-то фотографию и зашевелил пальцами, увеличивая масштаб.

— О, у вас есть фото Гростайна? — догадался Дима. — Дайте глянуть.

Олег Петрович повернул планшет и спросил:

— Значит, «Дима»?

Внизу скалы явственно виднелась чёткая надпись. Будто вчера сделана. Коряво, но миленько. «Дима + Ру».

Проводить себя Олег Петрович не разрешил. Сказал, у него много работы и он должен вернуться в институт. Дима, распалённый видом того, как молниеносно Олег Петрович высосал молочный коктейль, смог добиться только согласия на второе свидание.

========== Часть 4 ==========

А в августе погода улучшилась. Каждый день Дима спешил поскорее разделаться со съёмками и обработкой фотографий, чтобы встретиться с Олегом Петровичем. Тот тоже выкраивал час-другой на общение с Димой, но всё остальное время сидел в институте — днём и ночью. Дима поражался фанатизму, с каким доцент отдавался науке. Кому б другому он так отдавался. На втором свидании Дима предложил Олегу Петровичу:

— А давайте доедим эту чудесную пиццу и поедем ко мне? Я покажу вам свою студию.

Олег Петрович дожевал кусок «Карбонары» и пробормотал:

— Ох, это совершенно невозможно. Нет-нет, я не могу. Такому интроверту, как я, пойти в гости — чистое мучение. Стресс на несколько недель.

— Не верю, что дело только в этом. В интровертности.

— Я не готов… — выдавил Олег Петрович.

— А если к вам?

— У меня же мама. Болеет.

Дима выбрал тактику мелкого фола. Походя приобнимал, поддерживал за локоть в транспорте, хлопал по спине и целовал при встрече, прижимаясь максимально недвусмысленно. Олег Петрович плыл, но на экстремальное сближение не соглашался.

Однажды Дима похвастался:

— Я наконец собрал тысячу евро, — он похлопал по своему рюкзачку, где лежал бумажник и загранпаспорт. — Некоторые клиенты наличкой расплачиваются, много неучтёнки. Завтра отнесу деньги в банк и выкуплю забронированные билеты. Полечу лоукостом через Осло, так дешевле.

Олег Петрович вздохнул как-то порывисто, словно у него кольнуло в сердце, и сказал:

— Что ж, пришла пора действовать, да?

— Да! — расплылся Дима. — Через неделю я стану самым знаменитым фотографом в мире. Вы будете мной гордиться! На церемонии вручения нобелевки я упомяну вас в благодарственной речи. И, конечно, подарю вам фотоальбом. С автографом!