Шрифт:
Все ближе и ближе дуб. А потом - раз!
– и обнаружился, на суке могучем сидючи, муж здоровенный. То - не было, не было, а тут, ниоткуда возьмись, обнаружился. Ничем таким не приметный, по виду сказать, даже увалень. Шишок эдакий. Или вот Емеля из сказки, что ему в детстве сказывали, который благодаря щуке в зятья царские угодил. Илья его именно таким его и видел, как тот, что на суку обосновался. Ноги свесил, лаптями машет, а руками что-то теребит. На вид - безобидный. Даже домашний какой-то.
Ну, коли один обнаружился, тут уж, Илья Иванович, ухо востро держи. Не дай себя видом простецким обмануть, - дорого станет.
Приближается Илья, вот уже и совсем близко, а тот ровно не замечает. Он, оказывается, мастерит что-то: вертит в руках, и ножом то тут струганет, то там ковырнет. Отведет руку, глянет, и снова возится. Нет ему до Ильи никакого дела. Не вовремя, мол, прибывши.
– Слышь, мил человек, ты тут такого вот Соловья-разбойника не встречал?
– Илья спрашивает. Не век же пнем посреди дороги торчать.
А тот в ответ:
– Соловья тебе?
Сунул в рот то, что в руках елозил, и оказалась это - свистулька. Щеки надул, будто две репы, только красные, - да как заверещит! Илья аж в седле подпрыгнул - вот оно, разбойник своих условным знаком подзывает. Щит со спины, булава в руку - ну, сейчас поглядим, кто кого! Налетайте, ребятушки, сколько вас ни есть! Где вы тут схоронились?
А нигде. Никто ниоткуда не выпростался, не летят стрелы из засады, не бегут из леса с дубьем. Да и показалось, будто верещит; прислушался - ан и впрямь будто трель соловьиная.
– Или такого?
Вынул детина свистульку изо рта, вложил в ладонь, - она у него ровно ковш, - второй такой же сверху прихлопнул, потряс, раскрыл - сидит в руке птичка-невелика серенькая, головкой из стороны в сторону вертит. Снялась, полетела - неужто и впрямь соловей? А свистулька где?..
Ловко; такого на кривой козе не объедешь.
– А ты чего это взъерепенился?
– детина спрашивает.
– За булаву хватаешься?
– Потому хватаюсь, - Илья отвечает, - сдается мне, что ты тот самый Соловей-разбойник и есть.
– Мало ли, что кому сдается... Зачем он тебе?
– Поквитаться...
– Чего ж это вы такое с ним не поделили?
– А вот дорогу эту самую и не поделили.
– Дорогу, говоришь, - протянул детина и взгляд у него, доселе любопытствующий, каким-то колючим стал, холодным.
– Слыхал я от людей, будто Соловей этот самый дорогу засел, никому проезду не дает, живота лишает.
– Тебе-то что?
– Мне-то? Мне-то думается, развелось на земле нечисти всякой, пора бы ей укорот дать.
– Вот и я так думаю, - детина отвечает.
– А потому, поворачивай оглобли, и ступай, откуда пришел.
– За тобой пришел, с тобой и уйду. Народ обидел, перед народом и ответ держать будешь. Как он тебе присудит, так тому и быть.
– А ну как не пойду? Что ж ты тогда, с оружием - на безоружного?
– Слыхал я, что ты и без оружия кое на что способен...
– Это тебе верно сказали...
Детина ловко спрыгнул, выпрямился и расправил плечи. Ничего себе, увалень! Такому и впрямь ватага без надобности. Хоть и говорят: один в поле не воин, только это не про таких.
– Не пройти тебе, покуда я здесь стою. Поворачивай оглобли.
Тронул Илья коня, примериваясь. Правду сказал разбойник, с оружием на безоружного... Но и слезть - да на кулачки - негоже выйти может. Кто ж знает, нет ли у него тут где волчьих ям с кольями. Больно уж неопасливый. Надо бы его на открытое место вытеснить, там и поглядим, кто кого. Там - на равных сойдемся.
Детина же глянул хмуро, сунул два пальца промеж усов и бороды, да как свистнет!
Илью будто кто дубиной здоровенной огрел. Саженей на пять разом отбросило, мало что не кубарем. Конь на задние ноги припал, у самого в глазах помутилось, воздуху в груди не осталось, в голове зазвенело - того и гляди лопнет.
– Сказано тебе - прочь ступай. Нет тебе пути здесь. Возвращайся, откуда пришел.
Странный разбойник какой-то... Только Илье и подумать об этом ни к чему. Взыграло сердце молодецкое, гневом разгорелось. Соскочил с коня, отбросил в сторону и щит, и булаву, шелом сорвал, - к Соловью бросился. Снова тот пальцы в усы сунул.
Слышит Илья, будто трель птичью, поначалу различимую, а чем дальше, тем пуще в свист переходящую, вот как ветер за окошком, к примеру, али промеж деревьев. И летит этот свист навстречу клинками острыми, и рвет, и режет на части, и ни вздохнуть, ни выдохнуть, и слезы из глаз ручьем, и кровью все вокруг наливается, не различить уже, где что... Грудью давит Илья, едва не висит над землей, а и шага сделать не получается. Чуть дал слабину, и покатился по траве, будто ветер клок сена с копёшки сорвал...