– На последнюю электричку успеваю ещё.

– А знаешь, - Миша, замолчал, подбирая слова, и продолжил: - я всё же главное тебе не сказал: Не хочу тебя обидеть, но я к отчиму сильно привязался. В моих глазах он своего рода герой. Раб любви. Раб, счастливый своим рабством.

– Это нормально, - сказал Дима, имея в виду не рабство, а привязанность сына к отчиму, но в душе приревновал сына, поймал себя на этом чувстве и подумал, что не имеет никакого права ревновать. 12 лет не показывался, алименты платил мизерные, жалкие гроши.

– Мать с отчимом в Штаты собираются, у него работа по контракту, не знают только, на кого магазин оставить. Ты знаешь, что мать в бизнес подалась?

И пока удачно. Камнями торгует и ювелирными изделиями ручной работы.

Ничего этого Панин не знал.

19

В июне, особенно после жаркого мая, холодряга кажется особенно противной. Уже три дня, как небо обложило осенними тучами, пару раз прогремело, а потом зарядил мелкий дождик, и температура упала до 10 градусов.

Занятия в школе закончились. У Дмитрия было лишь несколько консультаций перед экзаменами, остальное время он был свободен.

С утра Дима понял, что ему жутко надоела столовская еда, и решил сходить в магазин за продуктами. Дождя не было, но пока Дима спускался с пятого этажа, дождик начался, и довольно сильный.

Дима постоял под козырьком подъезда, посмотрел на круги от капель дождя на поверхности тротуарных луж, вздохнул и потащился назад, за курткой и зонтом.

В магазине на углу он купил трески, кусок мяса, пряники, молоко, соблазнился клубникой, подумав, что если вдруг Наталья заглянет перед отъездом, что маловероятно, то он порадует её ягодой, а если нет, то съест сам в утешение своего предстоящего летнего одиночества. Тамара не звонила и не появлялась.

На обратно пути у него оборвались ручки от пакета, и развязался шнурок от ботинка. Дима шел по лужам, в одной руке зонтик, подмышкой разорванный пакетс продуктами, шнурок мок в лужах, и вскидывался из них при каждом шаге с брызгами, мокрые руки застыли, и в довершение всего, когда он, наконец, добрался до подъезда, то забыл, в какой карман сунул ключ. Пришлось долго шарить по карманам куртки и брюк, пока он не догадался залезть в карман пиджака.

Как всё же неудобны эти запертые подъезды. Сподручнее было бы ключ искать перед дверью квартиры, а не балансируя тут с пакетом и зонтиком, -

думал он, отпирая магнитным ключом дверь подъезда и наконец, захлопывая зонтик, хотя мог сделать это раньше, а не стоять под козырьком с раскрытым зонтом, как идиот.

Он прошел уже два лестничных пролета, когда зазвонил сотовый, и Дима решил его не брать, а потом перезвонить.

Но телефон звенел и звенел, и в его упорном звоне вдруг стала слышаться Диме какая-то отчаянность, он наступил на шнурок, споткнулся, ударился коленкой об ступеньку, выронил пакет, устало сел на лестницу между четвертым и пятым этажом, достал сотовый, увидел, что звонок от Натальи и нажал кнопку...

– Дима, Дима, - взахлеб зазвучал в ушах голос Наташки, - Дима, папа умер.

Дима повернулся, уперся спиной к стенке лестничного пролета, подтянул коленки к себе и, несколько секунд подождал, чтобы не произнести того, что всплывало в мозгу в такой ситуации и чего нельзя было слышать девочке. Он сразу, незамедлительно, понял, что Ушастика больше нет, и что теперь, груз, который нес Анатолий по жизни, ложится на его, Димины плечи.

Панин сказал отрывисто:

– Немедленно приезжай. Нужно всё обсудить, и тебе надо успокоиться. Поезд всё равно вечером, а от нас ехать ближе, чем от вас. И ещё, купи билеты, два на вечер, для тебя и для меня.

– Нужны паспорт и деньги, - плачущая Наташка всё же не потеряла способность соображать.

– Хорошо, тогда подъезжай к Савеловскому к половине второго, я приеду туда с первой же электричкой. Не плачь, тут слезами ничего не изменишь, надо думать о Светлане...

Он сам только что вспомнил о Свете, девочке, которую он ещё никогда и не видел, но которая осталась круглой сиротой, одна в свои двенадцать лет в круговерти смерти и похорон, и это касалось его, но мысль, что это его забота, ещё не укрепилась в нём, он думал о неожиданной смерти Анатолия, и остальное пока уплывало из сознания.

Дима посмотрел на часы:

Только что, тридцать минут назад у него было уйма времени, которым он мог распоряжаться, как хотел, а сейчас у него оставалось сорок минут до первой электрички.

20

Удалось уехать в тот же день. Ночью в вагоне измученная Наталья уснула, а Дмитрий лежал без сна, смотрел в потолок и вспоминал похороны собственного отца, с которых прошло, протикало уже без малого пятнадцать лет, и он за все эти годы только два раза был на могиле у отца, оба раза, когда мать была жива.