— О, вот как, — протянул мориец, как-то странно поглядывая на хоббита. — Бильбо, мне не хотелось бы обучать тебя любовной науке. Узбад просил меня о том же некоторое время назад, как ни странно, но я не уверен в том, что смогу сдержаться. Ты славный парень, и я не стану отрицать, что хотел бы принести тебе радость — ну и сам не отказался бы ее получить. Но ты принадлежишь королю, и я не хочу думать о тебе.

— Мне приятно, что ты так заботишься о сохранении моей добродетели, — засмеялся полурослик. — Не бойся ничего. Мы ограничимся обучением, и друга ты не потеряешь. Ты ведь знаешь, что нужно таким, как вы, гномы. Научи меня! Я буду благодарен.

Бофур улыбнулся. Хоббит даже забыл про чтение, хотя обычно ему нравилось письменное слово. Он в волнении поднялся на колени и выжидательно стиснул руками край покрывала, которое прикрывало его ноги.

— Хорошо, мой езбад, — согласился мориец. — Только подожди, пока все заснут. Такие вещи не одобряются у нас, даже если происходят с дозволения узбада.

Они молча ждали, мориец аккуратно чистил оружие, а Бильбо сидел, подтянув колени к подбородку и глядя на мечущиеся за пологом палатки тени. Наконец снаружи все стихло. Торин мог прийти в эту ночь и пожелать его, поэтому они выждали для надежности еще час, — но, видно, у узбада были более важные дела или же ему просто прискучил боящийся боли жених.

— Ну что ж, если ты еще не передумал, давай попробуем, — предложил Бофур. Судя по его лицу, морийца тоже одолевали сомнения.

Но все они рассеялись, когда Бильбо осторожно присел рядом с ним.

— Не раздевайся, езбад, не надо, — остановил его руки гном. — Садись здесь, ближе, и слушай меня. Удовольствие может быть разным, но если ты не хочешь остаться всего лишь еще одним рабом в постели узбада, то нужно стать исключением, единственным для него.

— И что для этого нужно? — заинтересовался хоббит. У него загорелись глаза, ему явно стало интересно.

— Любовь, мой господин, — просто объяснил мориец. — Покажи, что он не безразличен тебе. Когда ты пытался его убить, то проявил интерес и внимание, пусть даже такое, — помнишь, чем все это кончилось? Ты говорил, что испытал нечто сродни удовлетворению. Представь, как будет хорошо вам в любви.

— Но ведь он-то меня не любит, — горько усмехнулся полурослик. — Если б любил, не причинял бы боль.

— И все же он выбрал именно тебя, — Бофур коснулся его щеки, медленно провел пальцем по гладкой коже. — Не гнома, не какого-нибудь раба-человека и даже не эльфа, а тебя. Значит, это неспроста. Любовь начинается с взгляда, мой езбад, и с поцелуя.

Он наклонился вперед, поглаживая кончиками пальцев заостренные уши полурослика. Бильбо замер, впитывая ощущения. Тревога почти прошла, ей на смену пришел покой и комфорт. Надежность… тепло… Бофур не выказывал враждебности, он не переворачивал его на живот и не причинял боли.

— Видишь? — прошептал он. — Тебе нравится ласка, так ответь тем же. Узбад не знает, чего ты хочешь, — как же он поймет, что тебе плохо с ним?

Бильбо прикрыл глаза. Губы морийца были в каком-то дюйме от его собственных, но поцелуй запаздывал. Вместо этого гном бережно гладил его плечи, потом спустился к груди, провел руками по животу… Бильбо охватила истома, он ощутил нарастающее желание и прерывисто вздохнул.

— Я запомню, — пробормотал он. Мориец был совсем близко, его теплое дыхание горячило кожу. Первое прикосновение губ вышло осторожным, будто они спрашивали друг друга, можно ли, — а потом Бильбо, уже не стесняясь, сел на колени к другу, пропуская между губ его язык.

— Научи, — бормотал он, пока крепкие руки морийца удерживали его бедра и направляли движения, — научи меня!

— Торин хочет, чтобы ты любил его, езбад, даже если делает вид, что это не так, — Бофур дышал тяжело, выговаривая слова в промежутках между поцелуями. — Дай ему любовь, как даешь ее мне сейчас… Сделай его своим, веди его к удовольствию, чтобы он думал только о тебе одном!

— Да, — простонал Бильбо, хватаясь за его плечи и потираясь о твердый живот. — Я понял… Сделать… моим!

Они целовались исступленно, задыхаясь, чувствуя одинаковый голод — не друг по другу, а просто по ласкам и любви, пусть даже такой, временной.

— Не бойся пробовать, господин, — шепнул Бофур, чуть приспуская штаны хоббита и коснувшись его отвердевшей плоти. — Нет неправильной любви, если она настоящая.

Бильбо улыбнулся. А потом освободил из одежды член гнома и сжал его в руке. Они обнялись, прижавшись друг к другу, и двигались в такт, отдавая другому всю печаль и поддерживая своим теплом.

Бофур вздрогнул, касаясь губами уха хоббита, лаская его так нежно и настойчиво, что Бильбо почти изнемогал под этими прикосновениями. Гном излился первым, благодарно погладив спину друга руками, а потом уложил дергающегося полурослика спиной на шкуры, взяв в рот кончик его члена и лаская отяжелевшие яички.

— Запомнил? — уточнил он, когда хоббит забился под ним, а затем обмяк, тяжко вздыхая.

— Про любовь — да, — хмыкнул Бильбо, лукаво глянув на него. — Спасибо тебе. Я попробую сделать так, чтобы Торину было хорошо со мной.