Шрифт:
– Мы слышали, как тебе говорил паук;- успокоил
Его Анри.
– Не поддавайся на его провокации, - предупредил Колла.
– Он тебя нарочно, провоцирует, ты разве не догадываешься.
– Он допровоцируется, - зло бросил Шота,
принимая из рук Анри глиняную миску с гороховой похлёбкой, в которой плавали куски мяса.
– Что это?
– достал он кусок мяса, обжигая пальцы.
– Это мясо Шота, - с улыбкой проговорил Анри,-
– Ты разве в первый раз видишь мясо?
– Нет, я не буду, есть,- отодвинул он миску.
– Я не отпрыск богатых родителей, у меня нет любящих Лордов дедушек, и бабушек чопорных
графинь. И если я не совсем ещё воин армии христовой, то по крайне мере рыцарь, и посвящён, теми, которые нечета каким - то паукам.
И если я не могу, достойно, обучатся, то я по крайне мере участник двух рыцарских турниров,
где не был победителем, но и не стал побеждённым. И если завтра, этот мерзкий паук,
не заткнёт свою пасть, я вызову его на поединок,
– рассвирепел он.
Приятели молча, зажимали рты, прыская от внезапного хохота.
– Ну, тогда тебе тем более надо есть, чтобы набраться сил; - почти родительски с теплотой решили они.
– Послушай нас, ешь. Мы тебе зла не желаем. А то, что похлёбка с мясом, так это ему скажи спасибо, - указал Анри на Колла.
– Не мне, а небольшой серебряной монетке, - пошутил Колла.
– А теперь, давай мы осмотрим, твою ногу, и что нибудь придумаем, - заверили они, приготовив заранее купленное им за ту же монетку, чудодейственный эликсир.
Палец опух, нога раздулась, и была синей.
– огнём горит,- потрогал Колла.
– Надо вскрывать,- определил, Анри, доставая, небольшой нож.
Шота заметил, на треноге над очагом, в небольшом медном котелке, кипятилось вино.
Шота ощущал его пары, и какое - то боязливое чувство, прошло по коже, от чего стал неметь язык, и похолодели руки.
– Ты готов, - спросили они его.
Шота понимал, то, что они хотят сделать,
Это единственный шанс сохранить ногу и выжить.
– Да, - кивнул он, сжимая шерстяной плед.
– Возьми это, - Анри протянул короткое сандаловое древко рукояти кнута.
– Крепче зажми между зубами, не смотри,
думай о чём - то хорошем.
Резкое ощущение боли, на миг отняло сознание,
И он провалился в темноту пропасти.
4
– Не пустит матушка настоятельница, - то и дело талдычил проводник, плетясь за измученным рысаком шевалье.
– Да угомонись ты, - пинал его ногой Шота.
– Слушай я тебе не командир, а ты мне не починённый; - подъехал к нему, отставший на какое - то время Анри.
Но если ещё раз хоть вякнешь, то я тебе так припечатаю между глаз, что всё поймёшь без толмача. Проводник, побледнев, отпрянул, некоторое время, идя молча.
– Вразумительно Анри,- улыбнулся шевалье.
Толи молитвы и впрямь были услышаны богом.
Толи кто другой более весомый помолился за них. Но только к утру дождь стих.
Гроза угомонилась. И только тяжёлые, пунцовые тучи, серыми лохмотьями сползали с макушек остроконечных вершин.
Чтобы потом опять уползти вверх, группируясь там, создавая новый грозовой фронт.
К утру небо как бы разверзлось, и с небес, будто через прореху рваных туч, полился огромный
сноп солнечного света, на глазах осушая землю.
Луч, посланный с неба, бил аккурат в то место,
где на вершине базальтовой скалы, вдруг вырос будто мираж, монастырь.
– Не пустит матушка настоятельница, - упорно утверждал проводник.
– А вот и пещера, - радостно указал он, на огромную впадину в скале.
– Здесь не все, но большинство могут спокойно поместиться.
Да и хворост здесь по всюду после бури валяется, так что можно будет развести костры и спокойно, обсушиться, перед дорогой.
Он упорно доказывал неизвестно кому - то, не замечая, что говорит впустую.
Его уже никто не слушал. Все проходили мимо и их взоры были устремлены вверх, где на базальтовой скале, будто из лучей встающего солнца высвечивалась, божественная обитель.
– Матушка настоятельница!;- прервала молитву хромая прислужница сестра Хевронья, старая проворная шушера, в серой вытертой хламиде.
На пеньковом канате, служившей ей кушаком,
позвякивала массивная связка ржавых ключей.