Шевалье посмотрел сначала на спутника, затем на юушующую в небе грозу, прислущтлся к раскатам грома. Потом безнадёжно вздохнул, озарившее его мокрое лицо, внезапной молнией

Потом ответил;

– Я, смотрю, вы все домой торопитесь?

И как бы отвечая сам на свой вопрос заговорил он.
– А я вот вам что скажу;

– не торопи события мой друг, мы все ещё успеем на поклон, прежде чем увидим своего создателя. Потом решив прибодрить дух других,

Как бы вслух полной силы голосом, выпдёвывая вместе со словами попадавшей в рот дождевой воды, и Понимая о трагической безысходности,

Заявил. Слушайте все,- уже с набирающем громкостью в голосе интонации,

Все все слушайте; переходя на крик стал говорить.

– Нет, мы не должны уйти так глупо, как сейчас;

– говорил он сам себе, обращаясь ко всем и самому господу. Мы не должны остатся здесь,

Умерев здесь испугавшись разразившейся стихии.

Там ещё под стенами Иерусалима, под шквалом отравленных стрел. Под грудами камней и раскалённой чёрной смолы, куда ни шло.

А здесь в этих горах, погибнуть от какой - то

небольшой грозы, утонув в этом грязевом потоке?- кричал он в тишину, слушившем его мокрым рыцарям, и его голос,

доходил до их ушей, вместе с шумом воды и раскатом грома,- говорил он, зная что его слушают.

– Я сам себе задаю вопрос, дойдём мы или погибнем, сдадимся иди выиграем.

Я сам себе задавая вопрос и не находя ответа, я сам себе отвечаю на него.

– Ну, уж нет, извините, погибать я не намерен.

А тот кто смалодушничает, тот кто струсив погибнет, поддавшийся чарам глупой стихии, с тех мы не взыщим, не осудим их.

Но вдуше своей будем молится, за их молодушие, за их не стойкость, ибо в момент гибели их бог отвернётся от них, не протянув руку помощи, как они отвернулись от него, смалодушничав переставая бороться, со злом и верить в него.

Господи не допусти, - уже молился он.

– Уверуйте, уверуйте братья кричал он.

Он давно уже слез с коня припал на колени и сняв с головы шлем, подставив свои кудрявые волосы каплям дождя молился о милости, простирая руки к Сверкающим небесам.

– Я не намерен рисковать другими жизнями, так же как и своей,- говорил он обращаясь к самому себе, на самом же деле оправдываясь перед самим господом.

Через некоторое время, отряд уже миновав крутой склон каньона, спустясь по отвесному склону на другой стороне скалы спустился в небольшую рощецу, поросшей амброзии, с выеденными листьями прожёрливой огнёвки.

Здесь проливной дождб задерживали могучие стволы вековых сосен, и можно было спокойно перейти на шаг не напрягая лошадей. И съёжившись, напрягая мышцы, чтобы напрочь прогнать холод сырости отдыхая в седле ростепнно двигатся дальше.

– Ах, как же, было хорошо недавно, всего год тому назад; - подумал Шевалье.

Когда он, будучи правой рукой принца Анжуйского, вёл свой двадцатитысячный отряд,

по залитой солнцем равнине земли Синая, к "землёй обетованной", на штурм Иерусалима.

Казалось сам Господь, и святой Моисей, которого отверг его же собственный народ, ведут их, не умирать, а просто для того чтобы помолится, к святым реликвиям оставленные нам нашем Спасителем, - вдруг вспомнил он, и на лице его укрытом, намркшем плащём и скаким то трудом удерживающим влагу, усказиласб улыбка.

Но новые воспоминания, тугим подёргиванем бровей сдвинувших жруг на друга, вызвали совсем иные воспоминания.

А именно, как же жестоко потом он был наказан за эту ложную гордыню.

Как безжалостно, его войско было разбито войсками Салахаддина, его давнего приятеля.

Которого он знал в молодости своей не как злобного равителя

Лишь только после долгих обещаний, что больше нога Тамплиеров не вступит на святые земли, они были отпущены великим правителем Малик ибн Салахаддином, в назидании папы римского, понтифика третьего. И даже после того как их маленький, чудом уцелевший отряд, помиловал повелитель, отпустив домой. Они не успокоились. Пустившись в тяжкие преступления, насилия и грабежи. И вот теперь, зная, что попадут в немилость к папе, за поражение. Они возвращались не с пустыми руками.

– Небеса обетованные, за что вы карете нас,- молился шевалье де Бриньон, державшийся из последних сил в седле, позади которого, был огромный вьюк, с военными трофеями.

А вернее с драгоценностями, которые он вез с собой, приторочив к седлу выносливого маститого жеребца. Драгоценности были одолжены им, после разграбления богатых

у владельцев богатых домов.

Такие же поклажи только поменьше были и у остальных.

Шевалье непрерывно молился, сжимая в намокшей перчатке крестильный медный крест