Шрифт:
— И то, и то, — ответили ему.
— Взрывчатка есть, — сказал Иосиф. — Весной вы бросали на лед в бухте. Зря только нерп поубивали…
— Вот за это нам и досталось…
— Зато навигацию ускорили…
— Вот-вот… Она все и списала…
Помог Стас — депутат райсовета.
Взрывпакеты ложились ровно. Потом бросились люди — расчищать зону. Огонь остановили, но тундра дымила, правда, уже не так сильно. Полеты возобновились, партия продолжала работать.
— Здесь проще, — вдруг сказал Стас. — Климат хороший, урожай круглый год, богатая земля. На будущий год тут все зарастет…
— Пальмы, фикусы, бананы, — усмехнулся Иосиф.
— Вот именно… А тундре восстанавливаться нужен не один десяток лет.
— Что грустите, правоверные? — подошла к ним Натали. — Держите! — и протянула два апельсина.
— По блату?
— За красивые глазки…
— Понятно, — вздохнул Стас. — Рука Ахмеда…
— Правильно понимаете, — засмеялась Натали.
— И не жаль? От себя отрываешь?
— С кровью, — вздохнула она. — Мне для вас, ревнивых эскимосов, ничего не жаль. Хотите меня в придачу?
— Это и в Москве не поздно, — осмелел Иосиф.
— Нас волнует девушка в голубом, — поддержал Стас.
— Конечно… чего же в Туле со своим самоваром делать? А за морем и телушка — полушка… Нельзя вас по утрам выпускать на улицу!
— Будем по ночам.
— Толь-ко со мной! — раздельно проговорила она и вернулась на место.
И тут Ахмед взял микрофон и предложил спеть. Он оказался неплохим затейником. Исполнив две тягучие арабские песни, вдруг сказал:
— Что это только я один пою? Давайте вместе! Гуантанамера!
— Идет! — обрадовались все. — Гуантанамера!
Он пел по-испански. Все дружно подтягивали, во всяком случае припев. Иосиф, так тот вообще знал песню назубок, сказывалось его старое увлечение Кубой и испанским языком. Давным-давно, еще во времена карибского кризиса, отряд, в котором работал Иосиф, находился на острове Врангеля. В знак солидарности с ребятами другого острова геологи и полярники Врангеля поклялись не бриться, пока революция не победит, и слово сдержали, став заправскими барбудос. Из островной библиотеки взяли все, имеющее отношение к Кубе и испанскому языку, учили язык. Песню эту они тогда пели под гитару, вот и пригодилась сейчас.
— Браво! — аплодировал довольный Ахмед.
— Беса ме мучо! — вдруг закричала Натали. — Беса ме мучо! Ахмед!
Натали заказывала ему мексиканскую песню «Беса ме мучо» — «Целуй меня крепче».
По виду Ахмеда Иосиф сразу догадался, что песни он этой не знает, а слова Натали принимает за чистую монету, за просьбу Натали целовать ее крепче…
Ахмед растерялся.
— Он тебя не понимает, Натали! Он думает, ты всерьез! Он не знает такой песни!
Но Натали не слушала увещевания Иосифа!
— Беса ме мучо, Ахмед!
— Шпетер, шпетер, [14] — перешел вдруг Ахмед на немецкий.
Никто, кроме Иосифа, не обратил внимания на смущение гида.
— Что ты волнуешься? — толкнул Стас друга.
— Надо учить испанский, Маруся, — ответил ему Иосиф.
Дорога вышла на широкую бетонную площадку у высокого обрыва над морем. Здесь автобус остановился.
— Прекрасный вид, можно фотографировать. — перевела Ирина Павловна.
Туристы высыпали из автобуса. Ахмед взял под руку Натали и повел ее к обрыву. Здесь на бетонной стене разложили свои товары марокканцы. Судя по всему, это их постоянное место, все туристские автобусы непременно заезжают сюда — вдали в легкой дымке просматривался Гибралтар, внизу и дальше до горизонта нестерпимая синева океана.
14
Позже, позже (нем.).
Друзья подошли к маленькому киоску. Рядом в тени деревьев было три стола, два случайных посетителя лениво попивали чай с мятой. Здесь всюду пьют чай с мятой, хотелось обыкновенной воды. Старик торговец протянул бутылку кока-колы.
— Нет, — покачал головой Левочкин, — аква!
Старик из ведра зачерпнул большой кружкой ледяной воды, разлил ее в два стакана. Стас протянул дирхамы.
Старик отрицательно покачал головой. Левочкин поблагодарил.
— Почему он не взял денег? — спросил Стас, когда они отошли от киоска.
— Наверное, мусульманский обычай — не брать с чужеземцев денег за обыкновенную воду. Закон пустыни.
— Хороший обычай. В русских деревнях не разрешается благодарить за воду.
Когда луна (светильник аллаха) взошла над отелем «Аль умниа», «два русских полярника» сидели, как обычно, во дворе гостиницы возле бассейна, вдыхали прохладу танжерской ночи и на чудовищном воляпюке — смеси немецкого и испанского — вели беседу с Ахмедом о смысле жизни.
Только иногда Ахмед не мог скрыть удивления, что не приличествует мусульманину, обязанному все принимать с непроницаемой маской на лице. Но уж такова была информация, щедро преподносимая Левочкиным, и Стас краснел от наглого вранья, но благо в ночи не видно, а на толчки друга босой ногой Левочкин не обращал никакого внимания.