Шрифт:
— Я не умею плавать, — признался гид.
— Он не умеет плавать, — сказал Ося Стасу.
С другой стороны бассейна появилась тощая фигура с полотенцем через плечо. Длинные, до плеч, волосы перехвачены лентой. Ребята узнали соседа по этажу, шведа. Он приехал с женой и ребенком, но сейчас был один, и ему тоже было жарко.
Ахмед стал что-то шептать на ухо Иосифу.
— О чем он? — спросил Стас.
— Он спрашивает, неужели в Москве — надежде прогрессивного человечества — тоже есть волосатики?
— Сколько угодно! — рассмеялся Стас.
— Так и отвечать? — спросил Ося.
— А что?
— Ну… — замялся Ося. — Неудобно. Может, скажем, что в Москве нет длинноволосых, а? Святая ложь, а?
— Нет! — категорически уперся Стас. — Надо говорить правду. Ты и так ему сегодня заливал под завязку. Полным-полно, мол, так и переведи!
Левочкин перевел. Ахмед качал головой. Был он курчав и коротко острижен. Во влажных его громадных черных, как танжерская ночь, глазах светилась безысходная арабская печаль.
— Ахмед приглашает в бар, к телевизору. Давай одеваться!
Они оставили шведа в одиночестве, пошли в номер переодеваться, а Ахмед направился в бар ждать их и Натали.
Ахмед с Натали пили кофе. Стас и Иосиф — заказанное для них Ахмедом сухое красное вино. Вино было дрянное, хорошего тут вообще не было.
С Натали Ахмед общался по-французски, и друзья из их разговора ничего не понимали. Видно было только: Ахмед рад, что вечер удался, у всех хорошее настроение, еще раз было заказано вино и много кофе. И воды принесли — это тоже Ахмед постарался, — и каких-то орешков. Из динамика беспрерывно транслировалась легкая музыка, танцевать здесь было не принято, наверное, оттого, что бар принадлежал гостинице, а гостиница — «четыре звездочки», высокий класс, постояльцы — люди солидные, молодежи с улицы сюда вход заказан, да и вообще, для активного отдыха есть другие места, вон по соседству — ночной клуб, пожалуйста.
— Спроси, Натали, а места в гостинице есть? — сказал Стас.
Натали перевела.
— Конечно, — удивился вопросу Ахмед.
Левочкин пояснил;
— У нас в любом городе, прежде чем построить гостиницу, заказывают большую доску — из дерева, из золота, серебра или просто из картона — с надписью — «Мест нет».
Левочкин опять понесся.
— А почему? — удивился Ахмед.
— Этого никто не знает, — авторитетно отвечал Левочкин, — никто, даже директор гостиницы. Загадка русского сервиса.
— Не морочь ему голову, — попросила Натали. — не поймет.
— Мальчики, — спустя некоторое время оживилась она, — Ахмед спрашивает, нет ли желания закусить чем-нибудь посущественней, а то ведь уже полночь?
— А что, есть возможность? — встрепенулся толстый Стас. (На протяжении всей поездки не было еще случая, чтобы он отказался в ресторане от добавки, жаль только, добавку предлагали не всегда. «Здесь нет каких-то нужных мне витаминов», — объяснял он Левочкину свой хронический голод. «Куска оленины килограмма на полтора для тебя здесь нет, вот в чем дело!» — возражал ему Ося.)
— Ахмед приглашает в ресторан «Дамаск», национальная кухня. Все заботы берет на себя…
— Он тебя хочет пригласить, да стесняется, вот и зовет нас, — догадался Левочкин. — Скажи, согласны, принимаем приглашение, особенно обжора Стас! Особенно за счет фирмы!
— Не надо, это не переводи… — застеснялся Стас.
— Что я, совсем уж дура? — обиделась Натали.
— Кто тебя знает? — Пожал плечами Ося.
Они влезли в такси и через две минуты оказались перед входом в «Марокко-палац». У входа висела фотовитрина с обнаженными танцовщицами.
— Нам не сюда, нам напротив, — сказал Ахмед. — Сюда потом.
Напротив через улочку сияла неоновая вывеска ресторана «Дамаск» над маленькой дверью, а все окна были забраны железными ставнями так плотно, что свет из ресторана на улицу не проникал.
Ахмед что-то сказал по-арабски швейцару, тот с полупоклоном посторонился, гости вошли в дом, прошли узенький маленький коридорчик и оказались в зале.
Национальный оркестр (все музыканты в белом) играл что-то громкое и непонятное.
Метрдотель отвел гостей за их столик. Левочкин огляделся. Тесное помещение ресторана состояло из нескольких маленьких залов, а в залах все столики были разделены резными деревянными заборчиками. Выходы из залов упирались в центральную площадку, где находилось небольшое возвышение для оркестра и несколько квадратных метров пола для танцев.
За весь вечер никто из посетителей так и не танцевал. Левочкин объяснил себе это национальным характером ресторана, народной музыкой его оркестрика. Танцевали девушки из варьете — четыре, на удивление, полные марокканки исполняли танцы народностей Атласских гор. Они очень непринужденно танцевали и пели, шутили, смеялись и вообще резвились, чувствовали себя не как на работе, а будто бы на репетиции самодеятельности в сельском клубе.