Шрифт:
Зал аплодировал.
И Стас разошелся не на шутку, видать, последняя рюмка помогла.
— Выручай Стаса! — крикнул Левочкин Натали.
Натали выплыла из-за стола, вошла в круг. Теперь две женщины исполняли танец, только одна из них была одетой. И у нее не все хорошо получалось, но она танцевала свой танец, и в этом танце смотрелась, очень смотрелась тоненькая Натали. Оркестр наяривал что есть силы, и за всеми столиками прекратили трапезничать. Никогда здесь не видели танцующую гостью. А эта гостья танцевать умела!
Танец закончился. Все трое пошли к столику. Вынырнувший откуда-то из закутка официант преподнес Натали громадную красную розу.
Натали поблагодарила, сделав книксен.
«Обалдеть можно!» — ахнул Левочкин.
Стас натянул рубашку, а галстук протянул танцовщице.
— Презент, — сказал он.
Танцовщица вытащила из волос ленту, заколку и протянула все Стасу.
— Ченч! — засмеялся Левочкин.
— Мерси, — сказал Стас, принял подарок и галантно поцеловал ей руку.
Танцовщица чмокнула его в щеку, засмеялась и побежала на эстраду. Музыканты сделали перерыв.
— Ну, Стас! Ну, молодец! — восхищался Левочкин. — Не подкачал! Это по-нашенски! Честно говоря, не ожидал я от тебя такой прыти!
— Отдыхать так отдыхать, — тяжело дыша, скромно потупился Стас. — А ты розы такие когда-нибудь видел? — отвлек он внимание Левочкина.
Никто из них — ни Стас, ни Левочкин, ни Натали — не видели никогда таких громадных роз — красная роза величиной с футбольный мяч. Благословенна земля, на которой растут такие цветы!
— Ее только что срезали во дворе, — объяснил Ахмед и улыбнулся.
Так и не суждено было ребятам узнать, что это — подарок официанта или жест, щедро оплаченный Ахмедом.
Утренняя дымка — предвестник жаркого дня — висела над городом. Было тепло и безлюдно. Добирались пешком, здесь недалеко.
Ося прошел в конец длинного коридора и у номера Натали столкнулся с Ахмедом.
— Ты туда или уже оттуда? — неожиданно для себя бесцеремонно ляпнул Левочкин.
Тот смутился. Молча переминался с нога на ногу.
— Спит? — спросил Левочкин.
Ахмед развел руками и улыбнулся. Улыбка не могла скрыть печаль его черных арабских глаз.
— Идем к нам… — сказал Левочкин.
— О! О! — застонал Ахмед. — Голова!
— Ничего, пройдет. Идем. Она спит. Морген, морген нур нихт хойте…
— …зо заген фаулен лейте [17] — печально улыбаясь, продолжил Ахмед.
Левочкин взял его под руку, и они пошли назад по длинному коридору.
— Я приду, — сказал Ахмед. Он направился в свой номер и вскоре вернулся с двумя бутылками кока-колы.
17
Завтра, завтра, не сегодня… — так ленивцы говорят (нем.).
— Я ему всю обедню испортил, — сказал Левочкин и кивнул на Ахмеда.
— Чего? — не понял Стас.
— Стоял у дверей Натали.
— А она? — спросил Стас.
— Кто? Дверь или Натали? — разозлился Левочкин.
Из всего Ахмед понял, что речь идет о Натали, и смотрел на друзей с надеждой.
— Спит Натали, — опомнился Левочкин. — Шляфен.
— Шляфен, шляфен… — закивал Ахмед.
— Какая программа на завтра? То есть уже на сегодня? — спросил Стас.
Левочкин перевел.
— Отдых до половины дня, — ответил Ахмед. — Свободное время.
— Завтра, то есть сегодня, наш праздник, — сказал Стас.
— Да! — воодушевился Левочкин. — Седьмое ноября, Ахмед. Революция. Слыхал? — Тот смотрел непонимающе.
— Октябрь, Ленин. Понятно?
— Да, да, — закивал Ахмед. — Экспроприация.
Левочкин порылся в карманах, протянул Ахмеду металлический рубль с изображением Ленина.
— Держи. На память. В честь праздника.
— Ишь ты, — пробурчал Стас, — экспроприацию он сразу понял.
— Да, да, — закивал Ахмед. — Нельзя взять деньги у одного и отдать их другому. Это знают все мусульмане. Бог не простит и в загробной жизни накажет.
— А в этой жизни пусть все будет у Хасана, да?
— О! Если б Хасан Второй выполнял все, что обещает, мы бы давно ходили по цветам и коврам, — воодушевился Ахмед.
— Так в чем же дело? Найдите другого Хасана!
— Ося! Хрен редьки не слаще. Ты не так его учишь, и нечего про политику. Не наше это дело, да? Пусть живут как живут. Не вмешивайся. Нас же предупреждали.