– "При СССР был мощный идеологический пресс, однако таланты прорастали, даже инакомыслящие. Сегодня есть экономический пресс, но талантов нет. Есть успешные, модные. Почему так?"

– Я не думаю, что талантов нет. Талантливых людей много. Да, жесточайший экономический пресс существует. И как человек, который жил и там, и здесь, я даже могу сказать, что временами этот экономический пресс - более жёсткая машина, чем любой идеологический пресс, это я проверил на собственном опыте.

– "Создаётся впечатление, что мир становится более опасным и тревожным. Согласны ли вы с таким утверждением? Или же с развитием телевидения и Интернета на людей просто обрушился поток негативной информации, с которой мы не знаем что делать, потому что ещё не привыкли?"

– Я думаю, что есть основание для тревоги. И валить всё на Интернет и на телевидение не стоит, потому что глобальные процессы вселенских ужасов и катастроф существуют, от них не убежишь, не скроешься.

– "Как вы думаете, почему в нашей стране вместо искусства остаётся один гламур и никакого содержания? Почему так много насилия и криминала по телевидению, а всю культуру сместили на канал "Культура?"

– Потому что мы не знаем удержу - ни в хвале, ни в хуле. Когда у нас была мощная идеологическая надстройка, то мы её как-то преодолевали. Даже было какое-то единение всех нормальных, обыкновенных людей, которые хотели заниматься чем-то человеческим. А потом возникла ситуация "мы будем как все". А как это - как все, - мы на самом деле не знали. И поэтому взяли из этой так называемой рыночной экономики прежде всего самые смешные, безвкусные вещи. Оттуда и пошла эта немыслимая тотальная безвкусица. Может быть, она - самая угнетающая вещь, которая есть в нашей жизни. И в этой тотальной безвкусице появился гламур как новое человеческое образование, новая форма человеческого общежития. А они (безвкусица и гламур) повлекли за собой, соответственно, такие инфраструктурные подразделения, как тотальная безвкусная гламурная музыка, тотально безвкусный сумасшедший кинематограф, так называемый бокс-офисный кинематограф... Ну и всё поехало - в силу нашей наивности и неумения воспользоваться плодами колоссальной революции... Но взамен этого мы сами себе придумали вот эту ахинею, которую знаем сегодня как нынешнее положение дел в искусстве.

– "Чего не хватает современной России? Назовите только одну, саму главную, на ваш взгляд, вещь?"

– Всего хватает современной России. Не хватает только исторического разума. А всё остальное есть.

– Это правда, что ваш отец сыграл роль в истории, способствуя приходу к власти в КНДР Ким Ир Сена?

– Да, правда. У меня благодаря этому сохранились чудесные детские воспоминания. Я жил в Пхеньяне, в японском доме. Японский дом стоял в вишнёвом саду... Стены и перегородки были из папиросной бумаги. И у меня была нянька, тоже японка...

– Кем был ваш отец? Разведчиком?

– Да, он был разведчиком...

– Поговорим о кино. Я вас цитирую: "У меня от природы никаких особых талантов нет. Я не смог выучить иностранный язык в силу неталантливости. Я не смог обучиться игре на фортепиано..." Но для того, чтобы делать кино, тоже нужен талант, или вам кажется, что нет?

– Обязательно.

– Значит, у вас есть талант?

– Конечно. Я ж не говорю, что я тотальный идиот... Там же есть слово красивое - "особых". А кино - это особый талант нового времени.

– Ещё вы говорите: "Кино - это моя профессия, я никогда не изменю ей. А моё удовольствие жизненное - это фотография и театр". Значит, от кино удовольствия нет, а от фотографии и театра есть?

– Я говорю о том, что любая профессия превращает жизнь в некий быт. И даже моя праздничная профессия кинорежиссёра всё равно превращает жизнь в профессиональный быт. А когда я попадаю в театр или занимаюсь фотографией, у меня возникает ощущение праздника, который я сделал себе сам.

– Вы относитесь к той категории кинорежиссёров, которые работали и в советское время, и в постсоветское... Судя по вашим словам, есть какое-то разочарование: "Нечего говорить, что создателям кино нужно на себя обратиться. Пенять надо на государство, на его апатичность, леность и абсолютное непонимание того, что хорошо, а что дурно". Значит, в какой-то степени хотелось бы вернуться к тому, что было?

– Нет... Речь идёт о том, что уж коли мы переехали в некое другое человеческое пространство, то в этом пространстве следует устроить всё так, чтобы человеку было хорошо. Чтобы человек мог себя выразить, мог быть в этой жизни адекватным самому себе, а не требованиям рыночной экономики, например.

– Но ведь рынок - он и есть рынок. Если я хочу делать ту программу, которую делаю я, я должен найти человека, готового её купить. Потому что у меня денег нет, во-первых, чтобы её самому сделать и, во-вторых, чтобы купить телевизионное время. Я должен найти этого человека, убедить его в том, что это того стоит. Я буду его просить... А как иначе может быть при рынке?

– Лучше быть зависимым от системы, нежели от какого-то человека... Сейчас договариваясь с человеком, я абсолютно не уверен ни в чём. Больше того, приходя на студию каждый день, я смотрю: есть ещё картина или её уже свернули?.. Ибо то, что сейчас называется "инвесторы" - это частная инициатива частного человека...