— Кидай! — гаркнул военрук.

— Слишком рискованно, профессор! Вражины могут его поймать!

— Выбора нет, Поттер!

— Выбор есть! — вдруг послышался голос Кастиэля.

Тот, вскинув руку вверх, взлетел с помощью своего плаща к окну и, схватив кокошник, устремился к Глисту.

— Грязный плащ! — воскликнул Малфой. — Только свистни, он появится, грязный плащ!

Но враг был не так туп, как хотелось бы. В парящего на крыльях ночи Каса тут же принялись швырять шишки, стрелять из базуки, и Кастиэль, пару раз чуть не выронив кокошник, перекинул его Елене.

Бедная Елена растерялась и, зажмурившись, когда на нее побежала вся армия тьмы, завизжала и, не глядя, швырнула кокошник за спину.

В ту же секунду Убивашка снова запищала и замахала погремушкой, и Глист, выплюнув Струпьяра, на лету поймал пастью крестраж и в два счета перекусил его на две части.

— Доча, молодец! — разорался Деймон. — Лена, не ссы, ты попала!

Елена, офигев от удачи, обрадовалась.

Из Запретного леса эхом раздался ор Волан-де-Морта, который, конечно, почуяв смерть очередного крестража, решил действовать жестче.

— Товарищи! — Страшный голос безносого вождя Темных сил громом разразил округу, парализовав битву. — Вы достойно сражались, особенно ты, дикий мужик с беляшом!

Дин, хнюпнув разбитым носом, стиснул зубы.

— И ты, младенец в казане.

Но Убивашка не поняла ничего, гораздо интересней ей было чесать пальчиками чешуйчатую голову Глиста ГМО.

— Смерть каждого из вас будет непростительным грехом, уж Галадриэль-то знает, — гремел голос.

— МЕНЯ ЗОВУТ КАСТИЭЛЬ! — орал Кас.

— Отдайте мне Поттера, и мы построим новый мир. Мир, основанный на тайном колдунстве и демократии.

— Нихуя! — проорал во тьму генералиссимус.

Но голос его не слышал.

— У вас полчаса. Муахахахха!

И все стихло. И тишина.

— В атаку, едрить вас в колено! — разнес в пух и прах тишину громкий голос…Шерлока Холмса, который, вспрыгнув на спину одному из егерей, принялся мутузить его указкой.

И битва продолжалась.

— Бегом, — прошептал Гарри, потащив за собой двух диверсантов. — Мы должны найти шестой крестраж.

— Какой? — спросил Малфой, бегом спускаясь по полуразрушенной лестнице.

— Не знаю, — признался Гарри. — Но не беда, у меня есть чуть-чуть всевидящего прущего чая во фляге. Улун откроет истину.

— Поттер! — крикнул ему знакомый голос, когда они бежали через Большой зал, в котором на раскладушках лежали раненые с листами подорожника на лбу.

— Тетя Кэтрин! — воскликнул Гарри.

Кэтрин, смерив всех троих взглядом, глубоко вздохнула. Стерва отвела взгляд и чуть покраснела.

— Куда вы уже намылились, долдоны? Там битва в самом разгаре!

— Нам надо в Запретный лес! — крикнул Гарри. — Волан-де-Морт держит шестой крестраж при себе, это мне сказал здравый смысл и пары плутония, которыми на меня дышал Гриндевальд Анатольевич.

— Тогда идите через подкоп в подвале, — сказала Кэтрин. — Вас не должны видеть.

— Есть! — сказал Малфой. — Поттер, стерва, айда в подвал!

А на поле битвы была своя атмосфера. Армия добрых парней, порядком подуставшая, сдавала позиции.

У Дина упал беляш. Сэм сломал черпак. Деймон трижды получил по голове ломом. Стефан разбил себе губу. Долгопупс вообще мутузил всех, не деля на своих и чужих. „Кровавые Песняры“ начинали хрипнуть. „Самогонка Сатаны“ заканчивалась. Холмса давно унесли санитары.

Аро и Гриндевальд сцепились в кровавой схватке. Стащив с вампира парик, Гриндевальд, которому чай Улун давал силу, не успевал его прихлебывать, а потому заметно ослаб, но продолжал отчаянно сражаться.

— Скажи наркотикам: „Нет!“, — орал Аро.

— Никогда! — испугался Гриндевальд и с ноги дал вампиру в ухо.

Тот взвыл и, схватившись за выроненные кем-то в процессе боя вилы, испустил боевой клич.

Вилы неумолимо приближались к лицу старого ученого и тот, не в силах больше отбиваться, да и нечем было, начал было читать молитву.

На мгновение ему показалось, что его кто-то и услышал на Небесах. Невесть откуда появился яркий свет, запахло спиртом и сарделями, что напомнило Гриндевальду о лучших годах его жизни, проведенных на АЭС „Пушинка“. Так, кажется, пахло только от одного человека, только не хватало запаха старого одеколона „Красная Москва“.