Шрифт:
Это был мужчина, судя по широкому строевому шагу и выправке – военный. Одет он был в брюки-галифе, высокие сапоги и фашистский китель с поблескивающими на нем медалями. Сцепив руки за широкой спиной, мужчина дошел до стола, во главе которого пустовало место и, круто обернувшись к студентам, дал Гарри возможность себя рассмотреть.
– Люцифер! – ахнул Гарри.
– На повестке дня, мои маленькие неонацисты, – громким басом прокричал Люцифер. – Беспредел американского разведчика, работающего на Советский Союз.
– Американец работает на Советский Союз? – вскинул брови худой бледный брюнет, в котором сразу же узнавался цыганенок Том. – Что за парадокс, майн фюрер?
– Парадокс, Адольфик, парадокс. Из тебя выйдет отличный штурмбанфюрер.
– Я Том, майн фюрер.
– Я помню, – благосклонно кивнул Люцифер. – Особые приметы разведчика: имеет родимое пятно в форме профиля Сталина на шее, питается папиросами и пивом. В августе 44-го этот гад всадил мне в грудь всю обойму своего пистолета, а потом еще долго пел какую-то странную песню про коня. Или не про коня? Не знаю, я мог неправильно понять смысл.
Неонацисты понимающе закивали.
– Люцифер преподавал в то время Защиту от Темных Искусств, – пояснил Дамблдор, придерживая Гарри за плечи, ведь любимчик военрука готов был запихнуть «самому доброму министру магии» погоны фюрера в зад. – И собрал возле себя истинных арийцев, выходцев из чистокровных семей. Вон, как видишь, дед Драко Малфоя. А вон бабушка Блейза Забини.
– Но зачем? – возмущался Гарри. – И как вы это допустили?
– Они собирались тайно. Я узнал об этом уже после отставки Люцифера.
Пока пахан пояснял тайные деяния Люцифера, ученики начали расходиться. Вскоре в аудитории остался лишь Том Реддл, чьи бесстыжие глазенки уже искали что бы стыбрить.
– Майн фюрер, – подал голос Том, спрятав в карман хрустальный стакан. В свете люстры блеснуло кольцо, которое еще не принадлежало Деймону Сальваторе. – Я хотел бы спросить вас кое о чем.
– Так спрашивай, Адольфик, – кивнул Люцифер.
– Том, профессор, – терпеливо поправил цыганенок, стащив еще и десертную ложку.
– Я давеча разгадывал кроссворд в газете, – издалека начал Том. – И наткнулся там на интересное слово. Майн фюрер, вам известно что-нибудь о крестражах?
На миг в комнате повисла неестественная пауза, словно в резко прервавшемся видео. Гарри заморгал, думая, что ему показалось.
– Нет, етить твою колотить! – рявкнул Люцифер, двинув цыганенку по щам. – А если и знал бы, то хуй ты от меня что узнаешь, фашист ты проклятый! А ну ушел отсюда нахрен!
И, дернув на себе фашистский китель, Люцифер обнажил вытатуированные на груди серп и молот, пендалем толкнул Тома за дверь и, спев куплет из «Катюши», низенько поклонился.
– Пора в реальность, Гарри, – шепнул пахан и резко дернул Гарри за руку.
Гарри глубоко вдохнул воздух и, отпрянув от казана, вытер лицо от плутония.
– Как видишь, Люцифер изменил исход воспоминания, – пояснил Дамблдор. – Люцифер очень стыдится всего, что связано с его прошлым: начиная от командования Люфтваффе и заканчивая работой учителя Защиты от Темных Искусств. Не вини его, Гарри. Ему достаточно того, что он сидит за одним столом с Деймоном Сальваторе, и того, что он сам винит себя за то, что его любимый ученик стал Темным Лордом.
– Так вот почему Волан-де-Морт призвал в свою армию именно его, Клауса и Викторию! – воскликнул Гарри. – Виктория платила ему за стеклотару, она научила его делать деньги. Люцифер был его любимым учителем, он научил его идеалам Тьмы. А Клаус с ансамблем выступал в Хогвартсе, он научил его ненавидеть посредством своих песен.
– Гарри, я рад, что ты думаешь не только своим пуканом, – кивнул Дамблдор. – Да, мой мальчик. Ты прав. Сложность в том, что Люцифер никому и никогда не показывал истинное воспоминание.
– И что ж делать?
– Ты должен добыть воспоминание, Гарри. Желательно, без рукоприкладства. И, желательно, как можно быстрее. А сейчас пиздуй спать. Утро вечера мудренее.
Гарри послушно попрощался с паханом и зашагал к двери.
Темный коридор, спящие потреты, мяуканье кошки Филча – вот такой был ночной замок. Гарри прокрался к лестнице, минуя покои Шерлока Холмса и, словно по повиновению злого рока, столкнулся на ступенях с широкоплечим мужчиной, чье добродушное лицо уже не казалось таким…няшным.