Конечно, вслух никто этого не говорил, но это как-то само собой подразумевалось.

Командир легко поднялся и не оглядываясь вышел в штрек. Там осмотрелся и легко определил, где устроились на отдых его бойцы - между ящиками с пластифицированной взрывчаткой и контейнерами с тяжелым вооружением. Все эти грузы были доставлены сюда заранее, задолго до операции по каким-то неизвестным Командиру каналам. Как все это добро прятали от гномов, было непонятно, но Командира это мало волновало. Существовало масса способов спрятаться от врага до момента первого прямого контакта. С этим справляется не только разведка, но и тривиальный криминалитет. Иное дело, если оставить горячий след...

Командир расшнуровал ботинки, и стянул их. Затем развязал портянки, расстегнул китель и ремни "поддерживающей системы", быстро и аккуратно скинул с себя одежду. В штреке было весьма прохладно, но Командир с удовольствием ощущал это острое чувство, - настолько приятно было снять с себя опостылевшую форменку. Он присел на ящик, и аккуратно снял повязку с раненного бедра. Обе раны заживали хорошо, - не гноились, не вздувались. Пуля почти не занесла с собой ткани, порохового нагара и прочего мусора, а уж вырезал её Командир сам, не делая ни одного лишнего надреза и, разумеется, соблюдая все правила дезинфекции... Командир не торопясь обработал рану, для верности осмотрел её еще раз при свете "нетопыря", и погасив фонарь, затянул повязку эластичным бинтом. Потом встал, взял в руки жестяную походную кружку, и не, торопясь, подошел к спящим под одеялами ребятам. Некоторое время прислушивался к их дыханию, - у всех ли здоровое, не булькает ли у кого-то в легких мокрота?
– определил, где спит худенькая светловолосая Омела, и несильно похлопал её по плечу. Та немедленно открыла глаза и вопросительно уставилась на него. Сейчас, когда она, как и все бойцы, уже отмыла ненадолго камуфляж, чтобы кожа слегка отдохнула от черно-зеленой пасты, девочка выглядела симпатичной, даже очень... Сколько ей лет, - попробовал вспомнить Командир, - Шестнадцать? Или еще пятнадцать? У неё хороший удар ногой, но руки будут слабоваты для боя с мужчиной, пожалуй. Впрочем, в её руках для боя всегда должен быть кинжал...

Он жестом указал Омеле следовать за собой. Они бесшумно подошли к груде камней по которым стекала вода, и Командир отдал Омеле кружку, а сам взял мочалку и старательно намылил тело. Затем указал девушке рукой, и она начала поливать его водой, наполняя жестянку под струей ледяной горной водицы...

Командир с удовольствием подставил свое рельефное, сухое, как ременная плетенка, почти черное тело, под освежающую прохладу...

Он не боялся холода, может, еще и потому, что всегда считал жару опаснее. Забавно, а у нордлингов вот, - в корне отличное представление. Даже поговорка есть такая - "Всегда много обмороженных и мало ошпаренных..." Сам же он, как и большинство соотечественников, очень ценил воду, её удивительную живительную силу... После омовения он легким движением кисти отогнал в сторонку Омелу, и, натянув шаровары, приступил к "шаадун", молитве, подстелив под колени брезентовый плащ, свернутый втрое. Командир пытался отрешиться от всего суетного, стараясь направить мольбу к Иллойху, на секунду почувствовать тот сладкий момент воссоединения, прикосновения к божеству, дающий ни с чем не сравнимый заряд силы и энергии. Неверующим (которых, с досадного попустительства Всевышнего, становилось все больше и больше) просто не понять, что это такое, когда стоящий на коленях и крайне сосредоточенный человек буквально воспаряет над своим телом! И для него враз раскрывается Истина, и после этого он уже твердо знает, правильно ли он поступает, чиста его совесть, или запятнана. После знакомства с истиной все пустопорожние умствования и внутренние борения становились смешными и никчемными, - ибо, есть ли смысл обманывать самого себя, если все уже точно знаешь?

Но слияние не происходило. С ним в последнее время частенько это случалось, хотя он совершал "придодж" со всей возможной пунктуальностью, выполнял все ритуальные действия и со стороны казался безупречным верующим. Однако того самого, что заставляет верить, сладкого чувства сближения, - не было уже в который раз...

Что-то не то. Что-то не так. Конечно, суетное, бывает, давит очень сильно, - но и Командир не слабоволен, он может заставить себя отрешаться от всего насколько угодно долго. Сайтан, да несколько человек он так и убил, - лежа по несколько суток в неподвижной позе, как противопехотная мина, для того, чтобы в один-единственный правильный момент совершить короткий смертельный удар. Когда враги уже переставали замечать то, что они считали кочкой или корягой, или кучей разнородного хлама, привыкали к лежащему Командиру, как к неотъемлемой части пейзажа, и смерть приходила к ним, когда Командиру хотелось...

Видимо, он отчего-то недостоин. Он смутно догадывался, почему именно, - может, потому, что перестал убивать из мести, превратив это, вообще-то, богопротивное занятие из священной обязанности в обыкновенное ремесло?

Что ж, не стоит думать, будто это Командира очень уж расстраивало. Этот поход - последний. Он это уже не чувствовал, а знал. И он завершит свой путь, так как хочет, - а он желает только одного, погибнуть в бою с достойными противниками... Этого у него никто не отнимет, и уж тогда он без сожаления закончит это дурное существование в мире, где воинская доблесть оценивается все ниже, а способность к пустопорожней болтовне - все выше...

Впрочем, как хорошо бы не было в Шалэ, а и земное существование имеет некоторые приятные стороны, о которых грех забывать...

Командир встал с коленей, ощущая здоровую бодрость каждого члена. Негромко присвистнул, вглядываясь в темноту... Омела, которая все это время, конечно, не спала, бесшумно вынырнула к нему, на ходу расстегивая китель на острой девчачьей груди. Она легко подалась вперед, изгибая тонкую поясницу, и отдаваясь его ласкам...

Притянув девушку к себе, Командир, некстати, с сожалением вспомнил Щепку. Интересно, а девушек в Шалэ берут? Он, не торопясь, положил одну ладонь на гибкую талию Омелы, коснулся губами тонкой кожи ключицы, запустил пальцы в жестковатые обветренные волосы, и уже забываясь в первобытном желании, подумал, - да, берут, несомненно. Лучших из лучших, конечно, как раз таких, какой была Щепка. А с кем еще, как не с такими славными воительницами, не скучно коротать вечность войнам и героям?!

Глава шестая.

Вику было скучно. Ну, часа четыре он проспал. Очень хорошо поспал. Без сновидений и тем более, - кошмаров. Проснувшись же, хоббит почувствовал себя необыкновенно бодрым и жаждущим деятельности... Впрочем, в выборе деятельности он, как раз, был несколько ограничен, поэтому пришлось выбирать между едой и чтением книг по биологии и естествознанию, которые оказались на удивление неудобочитаемыми. Едва открыв одну, Вик с сожалением убедился, что понимает от силы одно слово из трех.

"А не пойти ли мне учиться после дембеля?" - отстранено подумалось ему, когда он уже откладывал толстенный фолиант. По существу, этой затее никаких препятствий не имелось, - учебные заведения были открыты для всех желающих получить образование, сдавшие экзамены наилучшим образом получали казенный кошт и место в кампусе, а прочие могли учиться за плату, впрочем, - тоже невеликую. Проблема была в том, что вообще-то нормальному хоббиту такая блажь в принципе не должна была придти в голову... Богатства и власти образование не давало, просто достатка - тоже, ибо квалифицированный рабочий или ловкий купец зарабатывал куда больше инженера или ученого. Чтобы получить престижную государственную службу, тоже было мало выучится - главным была безупречная репутация, выслуга лет на менее значимых должностях и личные способности.