Шрифт:
– С ней как-то просто все... Когда я что-то рассказываю, она слушает, не перебивает и не говорит, что это ерунда, и неинтересно. С ней вообще о чем угодно можно поговорить и не бояться показаться идиотом. Если мы идем в кафе, она не заказывает все самое дорогое, лишь бы только у меня не хватило денег, и можно было поиздеваться.
– Это ты ее сейчас с Викой сравниваешь?
– Ну да... Больше-то не с кем. Но она настолько другая... Я даже и не думал, что такие бывают! Я думал, они все одинаковые: сами не знают, чего хотят, и постоянно что-то требуют. А эта ничего не требует, не говорит, каким я должен быть или не должен. И она радуется, все время чему-то радуется! Бродячего кота встретит - радуется, снег пошел - радуется, я позвоню и прямо чувствую, как она в трубку мне улыбается. Какая-то необыкновенная!
– Тебя послушать, так да.
А мне опять Надя вспомнилась. Она тоже снегу радовалась. Где она сейчас?
– Ко мне тут Вика на днях заходила, - продолжал Сашка.
– Вика? К тебе?
– Да, бывает у нее такое. Иногда по полгода со мной не разговаривает, а потом придет, как ни в чем не бывало, и начинает заливать про то, какая она несчастная, и вокруг одни придурки, про то, что папочка за нее уже все решил, и как ей жить и кем быть. Все в таком духе. А я сочувствовать должен, понимаешь? В этот раз у нее очередной приступ жалости к себе случился. Мать укатила на курорт за границу и с собой не взяла. Отец чего-то там не купил. А я сижу, слушаю этот бред и думаю: "Как ты достала меня своим нытьем, стерва!" Выпроводил ее, она расплакалась в дверях. А мне, вот хоть ты тресни, вообще не жаль. А раньше ведь мог сидеть и часами слушать... Какой же я был кретин!
– Да нет, совсем ты не кретин.
– Еще какой!
– Кретины никогда не думают, что они кретины.
Сашка только пожал плечами.
– Да забудь ты про нее! Ну, а с Лесей вы уже?...
– Что?
– Ну что, что... Целовались вы уже?
Сашка выдохнул и опять покраснел.
– Почти.
– Это как?
– В щеку.
– Да это никак! И че ты тупишь?
Сашка засопел.
– Да боюсь я... боюсь испортить все.
– Ты ей нравишься или как?
– Вроде да...
– Ну, вот и не тупи!
– Думаешь?
– Конечно! Хм... Но ты, однако, извращенец!
– Чего это?
– Велосипед с десятью скоростями...
Сашка засмеялся и неловко пнул ледышку под ногами.
...
Мы подошли к школьному крыльцу, постучали ногами о мерзлые ступени и вошли внутрь.
В школе, как обычно, было жарко натоплено. Пяти минут в очереди в раздевалку хватило, чтобы порядочно вспотеть. Посмотрев на меня, Воробей ухмыльнулся и взъерошил мою челку:
– Взрыв на макаронной фабрике. А тебе идет.
Раздался звонок, и мы помчались на второй этаж к кабинету географии. Фифа стояла у дверей. Она посмотрела на меня, широко улыбнулась и пропустила нашу запыхавшуюся парочку в класс.
Начался урок. Все как обычно: Атлантические океаны, Африки и Евразии.
Я посмотрел по сторонам. Убедившись, что все взгляды устремлены на географичку, достал купленное на днях карманное зеркало и потянул за язычок чехла, ожидая в очередной раз увидеть свою недовольную физиономию. Вместо этого на меня в упор смотрела она.
– Ты?!
– выпалил я во весь голос. Класс притих. Я поднял глаза и ошалело огляделся. Вдруг тишина взорвалась брызгами неудержимого смеха, и я понял, насколько глупо сейчас выгляжу: кричащий на собственное отражение с выпученными глазами и бардаком на голове. Я вздрогнул всем телом, чем окончательно сразил своих одноклассников и географичку.
Несколько минут в классе был полный хаос. Неуправляемый смех заразил всех без исключения. Наконец, Фифа, поймав слезинку в уголке глаза, процокала к задней парте и мягко высвободила зеркало из моих рук.
– Подумай о театральном училище, дорогой, - выдавила она из себя, все еще не в состоянии унять смех.
– Зеркало заберешь после урока. Ребята, давайте все успокоимся!
– но голос Фифы звучал совсем неубедительно, так что понадобилось еще минут десять, чтобы собрать по кусочкам развалившуюся дисциплину. Тут и я стал смеяться, осознав, что с Надей все в порядке.
Кое-как дотерпев до перемены, я бросился к учительскому столу, схватил зеркало и выскочил из класса. Я очень надеялся, что Надя все еще там, и я смогу с ней поговорить. Какого черта она так долго пряталась? Я звал ее каждый день. На секунду опять возникла мысль, что все это только мои галлюцинации. Может быть, она потому и не боится появляться, так как знает, что никто кроме меня ее не видит? Может быть, ее цель - разоблачить меня? Если уж не рассказать всем, что я вампир, то хоть выставить сумасшедшим. Но если она выдумка, плод моего воображения, что же тогда получается? Это я сам себя разоблачить хочу? Так устал скрываться, что придумал злобное привидение, этакую страшилку, и сам себя подставляю? И как это проверить? Как доказать себе, что я не сумасшедший? Попросить кого-нибудь посмотреть в зеркало и спросить, видит ли он там Надю, просто немыслимо! Какой-то замкнутый круг получается.
Я сломя голову несся по коридору, натыкаясь на всех подряд. Я бежал к дальней лестнице, ведущей в кабинет труда. Обычно там никого нет. А если забраться на третий этаж, то возле выхода на чердак уж точно никто не встретится. Нет, не может быть, что я сумасшедший! А как же тогда Надины родители? Их недомолвки и странное поведение с зеркалом...
Забравшись на лестницу, ведущую на чердак, я достал футляр и вновь потянул язычок, извлекая зеркало наружу. Опять никого, кроме, конечно же, меня.