Возвращение: Стихотворения
вернуться

Баркова Анна Александровна
Шрифт:
II.
Я больна. Не люблю я танца. Перестаньте на танцы звать. Я горю предсмертным багрянцем, Неудобна моя кровать. Ну, я встану. Только уйдите. Я последний танец спляшу. На ногах железные нити, В голове неотвязный шум. Я танцую. Легко, как в сказке, Не касаясь пола, лечу. Кто там смотрит сурово, без ласки И немножко хмурясь, чуть-чуть? Счастлив, кто ослушаться может, А я должна танцевать. И упасть на смертное ложе, На больничную мою кровать. Вот капли предсмертного пота Едко ползут по лицу. Я кончу… О, что ты, что ты! Потанцуй, ещё потанцуй.
III.
Я горюю совсем по-особому: Я с горем рыдать не люблю. Закружимся с горем мы оба В веселом и злобном хмелю. Я горюю — мучителю с вызовом В бесцветные очи смотрю. «Я рада. Съедай же, догрызывай Немирную душу мою». Обо мне затевают споры: Притворщицей звать иль больной. И никто рокового танцора Не видит рядом со мной. Ну, горе! Постой, я устала, Сейчас упаду… Поддержи! И тихо оно прошептало: «Ну, кто же кого закружил?»
IV.
Нарушен ход планет. Пляшут, как я, миры. Нигде теперь центра нет, Всюду хаос игры. Нет центра в душе моей, Найти не могу границ. Пляшу всё задорней, бойчей На поле белых страниц. Космический гимн не спет, — Визги, свисты и вой… Проверчусь ещё сколько лет Во вселенской я плясовой?

(1921–1922)

Дурочка

Я сижу одна на крылечке, на крылечке, И стараюсь песенку тинькать. В голове бегает, кружится человечек И какой-то поворачивает винтик. Я слежу вот за этой серенькой птичкой… Здесь меня не увидит никто. Человечек в голове перебирает вещички, В голове непрестанное: ток, ток. «Это дурочка», — вчера про меня шепнули, И никто не может подумать о нем. А, чудесная птичка! Гуленьки, гули! Человечек шепчет: «Подожги-ка свой дом». Голова болит из-за тебя, человечек. Какой вертлявый ты, жужжащий! Как тонок! Вытащу тебя, подожгу на свечке, Запищишь ты, проклятый, как мышонок.

1921

Лесенка

Коротенькую скучную песенку Не спою я вам — расскажу. Вы видите эту лесенку К четвертому этажу? Я видела в этом окошке Часто юных двоих. Лица — детские немножко, И взор у каждого ясен и тих. Однажды появился не прежний, Кто-то с цепью золотой. Он с ней стоял и небрежно Играл косою густой. А вечером — кончаю песенку — Тело понесли сторожа. Она спрыгнула с этой лесенки, С четвертого этажа.

(1921)

«Вот целует бесплодно и жадно…»

Вот целует бесплодно и жадно, Я проклятому солнцу люба, Целовало и травы прохладные, И цветы, и мои хлеба. Протекают тяжко-медлительно Расплавленным золотом дни, И нет покровов спасительных: Я и солнце — одни. Истощило ты, солнце, силу Моих материнских недр. Зачем ты меня полюбило И, пылая, льешься ко мне? Роковым вселенским законом Бесплодная страсть проклята, Не целуйте же меня исступленно, Ненавистные злые уста! Помедли, ночь холодноокая, Неслышный шаг задержи, Влей в меня животворного сока, Поцелуем-росой освежи. Упадайте, дожди и росы! Я бесплодную страсть прокляну И к груди моей млеконосной Людские уста притяну.

(1922)

Казнь

Все грехи мои бережно взвесили И велели мне встать у стены. Глаза мои были веселы, А губы сухие бледны. Спущена рукой осторожной, Мне в лоб впилась стрела. Это за то, что ложно Ты предтечей себя назвала. Отравленные, две, концами Рассекли сомкнутость губ. Это месть за смех над глупцами, Ибо блажен, кто глуп. …От взрыва кругом потемнело, Не сыщешь сердца крохи. Это за то, что посмела Переплавить любовь в стихи.

Октябрь 1921

Прокаженная

Одинока я, прокаженная, У безмолвных ворот городских, И молитвенно славит нетленное Тяжкозвучный каменный стих. Дуновенье заразы ужасной Отвращает людей от меня. Я должна песнопения страстные Песнопеньями вечно сменять. Темноцветные горькие песни В эти язвы пустили ростки, Я священные славлю болезни И лежу у ворот городских. Это тело проказа источит, Растерзают сердце ножи; Не смотрите в кровавые очи, Я вам издали буду служить. Моя песнь всё страстней и печальней Провожает последний закат. И приветствует кто-то дальний Мой торжественно-грустный взгляд.