Она пила чай, не замечая вкуса, и пыталась решить для себя дилемму: что бы она сделала, явись Андреа под ворота города в виде ходячей? Попыталась бы убедить ее уйти? Поверила бы, что в этом существе нет ни искры разума, и позвала бы кого-то, кто убил бы то, что осталось от ее подруги? Или впустила бы ее? Нет. Последнее точно нет. Здесь София. И если есть риск даже минимальный навредить своим поступком дочери, то она этот поступок никогда не совершит. По крайней мере, осознанно. В этом Кэрол была уверена.

– Милая, он просто ревнует Карла, вот и все, - заметив, что София уже молчит и смотрит на нее, словно в ожидании реакции на свой рассказ, улыбнулась Кэрол.

– Только ко мне? – закатила она глаза. – Я же говорила, что… Ай, да ладно.

– Повтори, пожалуйста, - постаралась как можно мягче попросить Кэрол.

Но дочка была не в настроении. Ее день был тоже не из лучших, и случай с дневником она вряд ли так быстро забыла.

– Не важно. Я спать. Спокойной ночи, - зевнула она, против обыкновения прощаясь, а не уточняя, придет ли мать поцеловать ее перед сном.

Как же быстро она растет!

– Спокойной ночи, милая, - тихо сказала ей вслед Кэрол.

Встала из-за стола и начала приготовления к завтраку, не в силах выбросить из головы потерявшуюся, как она хотела верить, пока своими глазами не убедится в чем-то более печальном, подругу. Уже перед сном, когда она с облегчением от того, что постель пуста, а Эд еще не вернулся, ложилась спать, Кэрол показалось, что она сегодня что-то упустила. Что-то очень важное.

Но она и предположить не могла, что это касалось ее дочери.

========== Глава 43 ==========

Когда София снова пропала, Кэрол понадобилось время, для того чтобы осознать случившееся в полной мере. Она присела на край кровати дочери и обхватила голову руками, пытаясь понять, как такое могло произойти. Как ее девочка, которая не так давно со слезами на глазах обещала ей никогда и никуда не уходить без ее ведома, смогла сбежать. Или не сбежать? Или ее кто-то… Нет, как бы ни больно и трудно было поверить в побег Софии, лучше было надеяться именно на него. А не на что-то еще. Но почему?

Вздохнув, Кэрол постаралась собраться и вспомнить события последних дней, связанные с дочкой.

Вот она отмахивается от Софии, спеша к зовущему ее Эду. Конечно, не потому что она так уж торопится услужить мужу по своей воле. А потому что все еще надеется на то, что их шаткий мир сохранится и перерастет во что-то более крепкое и постоянное. Потому что ради самой же Софии хочет создать видимость настоящей семьи. Потому что боится того слишком уж знакомого ей огонька, все еще тлеющего в глубине глаз Эда.

Вот она сидит в комнате и машинально кивает что-то ей рассказывающей Софии, а сама думает о своем. Потом только растерянно смотрит вслед то раздраженно подскакивающей с кресла, то уныло встающей с дивана дочке, которая, так и не дождавшись ответа, просто уходит. Уходит, а Кэрол вяло думает о том, что стоило бы ее догнать и поговорить по душам, как они не делали уже давно, а потом снова вспоминает Андреа, которой и были заняты ее мысли всю неделю, и снова пытается заставить себя поверить в то, что подруга где-то там все еще жива. И желательно, не только жива, но и не подвергается никакой опасности ни от ходячих, ни от людей. Ведь сама Кэрол на последних совсем не надеялась: уж она-то, как никто другой, понимала, чем чревата для Андреа ее красота, если она вдруг попадет в неподходящую компанию.

Вот она слишком уж строго прикрикивает на болтающую с Карлом Софию на уроке, слышит смешки других детей и видит краску, заливающую лицо дочери. Она считает, что правильно сделала, прикрикнув, ведь дочь учительницы в первую очередь должна подавать другим детям пример, а не вести себя так, словно ей вообще наплевать на учебу. Но теперь, вспоминая поведение Софии, Кэрол наконец понимает, что девочка своим, таким несвойственным для нее поведением, просто пыталась хоть как-то привлечь ее внимание. Безуспешно.

Вот она снова прикрикивает на Софию, приставшую посреди улицы к вернувшемуся с охоты Дэрилу. Не обращает внимания на ее обиженный взгляд, на недоумение на лице Дэрила, которому девочка, кажется, совсем не мешала, и уводит ее за руку домой, словно маленькую. И старается не признаваться себе в том, что она это сделала из-за эгоистичной и горькой обиды на то, что с Софией он общается, тогда как с ней самой даже не здоровался ни разу, когда она приходила к Мэрлу. Только кивал холодно и отводил взгляд.