Свинку мы видели редко. Глубокой ночью, когда бутылка была уже до предела заполнена светло-коричневой слюной, она появлялась в спальне Арона в бесформенных шортах и бесформенной майке и, шлепая по полу тапками, нависала над техасцем и произносила роковую фразу: «Мама давно уже заждалась». После чего брала его за руку и, перебирая короткими ножками, уводила в выделенную ей комнату.

Один раз, правда, она порадовала нашу компанию своим обществом на более продолжительное время.

Мы впятером сидели в комнате Арона. Здесь был и Дэниэл, который перед началом семестра был избит болельщиками местной бейсбольной команды за то, что выразил полное пренебрежение к этому виду спорта. Тут же находился и его закадычный друг по кличке Твиги, который за свою недолгую жизнь пришел к выводу, что в этом мире нет ничего лучше азиатских женщин. Арон только что приобрел траву у местного вермонтского пацифиста, который согласился продать ее подешевле при условии, что Арон подожжет военный кампус.

Техасец сплюнул в бутылку в очередной раз и уже собирался открыть рот, чтобы произнести одну из привычных заготовок про Свинку, когда Арон поднял на него красные от марихуаны глаза и заявил, что мог бы свободно заняться с ней любовью.

— Конечно мог бы! — охотно согласился техасец и ободряюще кивнул Арону.

Тогда Дэниэл решил, что теперь его очередь, и сообщил техасцу, что он тоже легко мог заняться сексом с Свинкой, на что техасец с еще большим энтузиазмом заверил его, что нисколько не сомневается ни в нем, ни в ней. Пришло время Твиги осведомить, что и ему не составило бы большого труда затащить ее в постель, на что техасец горячо пожал ему руку и сказал, что никогда не подвергал сомнению способности и талант Твиги. Когда настал мой черед, я, нисколько не задумываясь над смыслом того, что говорю, а лишь с целью не испортить общее веселье, также предположил, что мог бы переспать со Свинкой. Что я мог бы сделать это, техасец подтвердил, даже толком не взглянув в мою сторону.

В этот момент мы услышали смех из угла комнаты. Там сидел предмет нашей беседы: что мы ее не заметили прежде, объяснялось, вероятно, дымом в помещении и в наших мозгах. Нам стало очень неловко, это выразилось взрывом вульгарного хохота. Громче и дольше всех смеялась Свинка. В ее «ха-ха-ха» слышалась злорадная благодарность, отчего я стал относиться к ней с опаской.

Сейчас при виде Свинки на автобусной остановке в Монпилиер, оживленной и машущей мне рукой, я забеспокоился, что она вспомнит мою идиотскую фразу.

Неуверенно подхожу к девушке.

— Привет, дорогая. — Понимаю, что не помню ее имени.

— Мы тебя ждем всей школой, Миша! — с удовольствием произносит Свинка мое имя. — Трофимов говорит, что работы для тебя хватит больше чем на семестр. Он говорит, ты закончил колледж в Англии. По какой специальности?

— Антропология.

— Очень подходит к профилю, что мы тебе выбрали! Антропология — это ведь финансы?

— Культура, — говорю я.

— Тем более. Единение двух культур, русской и американской. — В ее голосе звучит нотка уверенности, которая бывает только у начальников. — Ты, наверное, и не мечтал, когда изучал антропологию, что тебе представится такая возможность?

— Не совсем. Мне хотелось поехать в Африку. Может быть, навсегда там остаться… В каком-нибудь племени…

Мы сели, машина тронулись. Свинка молча вела свой «бьюик».

— Помнишь Даниэла и Твиги? — нырнул я в воспоминания. — Постоянно вместе. Про них даже говорили, что они педики, а они переспали практически с половиной кампуса…

— Правда? — живо откликнулась Свинка.

— Знала бы ты, что они говорили про своих подруг за глаза! И тот балбес из Техаса. У него вообще была невеста, когда он…

Тут я замолчал. Машина мрачно и обреченно неслась вперед. Мне подумалось, что она везет меня в Москву, где ждет армия. Я поежился. Надо было срочно переводить разговор на другую тему.

У лобового стекла лежала плитка шоколада, я схватился за нее, как за спасательный буек.

— Можно? — спросил чуть заискивающе.

На этот вопрос Свинка отреагировала более нервно, чем можно было ожидать. Дернулась и даже вильнула рулем. Я удивился, но шоколад все равно взял.

— В первый раз вижу шоколад в обертке с девушкой в одних стрингах.

— Это презервативы, — сдержанно сказала Свинка.

— Да, работа — это хорошо, — быстро заговорил я, теребя пачку презервативов. — Каждый когда-нибудь должен начать работать.

Когда подъезжали к школе, я уже не был уверен, что приехал куда хотел. Свинка припарковала «бьюик» у кампуса. Все до такой степени было прежним, что казалось чужим. Мы поднялись по лестнице на третий этаж. Она открыла дверь и включила свет. Мы вместе вошли в комнату, пахнущую резиновыми матрасами. Я думал было присесть, но на незастеленный матрас не хотелось. Вообще не было настроения устраиваться удобно. Наоборот, появилось желание выйти из этой чужой комнаты и никогда больше не заходить.

— Твои ключи, Миша. — Она протянула мне брелок.

— Пожалуй, лягу спать.

— А белье? — засмеялась она.

— Точно! А где белье? — повертел я головой.

— В моей комнате. Мы его держим там. Идем? — выжидательно посмотрела на меня Свинка. — У нас сейчас в гостях ребята из городка. Это я к тому, что мы с подругой собираемся в клуб…

Я пошел к ней за бельем. Что ее друзья действительно из городка, ошибиться было нельзя — на майке у каждого значилось «Норвич». Подруги, все как одна, были дебелые девушки с одинаковыми короткими и незагорелыми ногами. На каждой — шорты и майка с надписью «Вермонт». Парни норовили пристроиться рядом. Девушки их оскорбляли и обзывали, но у тех был вполне себе довольный вид.