Критично заглянув мне в глаза, женщина, которая, признаю, была довольно привлекательна, хмыкнула и полезла в сумочку, которую всегда неизменно имела при себе. Достав оттуда пудру, она раскрыла её и взяла в тонкие музыкальные пальцы спонжик. Как в замедленной съемке я наблюдала, как эта женщина, которая ненавидит меня всеми фибрами души, поднялась, аккуратно, попрошу акцентировать свое внимание на этом слове, взялась за мой подбородок и принялась медленно водить спонжем у меня под глазами.

Честно, я ожидала чего угодно: от пощечины до ножа в спине, - но никак не этой своеобразной заботы.

– Вот так-то лучше, - хмыкнула она и села обратно за стол, будто ничего и не было.

– Спасибо, - тихо сказала я и поспешила уйти, пока я банально не упала в обморок от шока.

Да чтоб Инесса позаботилась обо мне…

Да никогда! А тут такое!

Шокирована была не только я. Отец и инфузория тоже выпали из реальности. Люба так и осталась сидеть с поднесенной ко рту ложкой.

В прострации я села к водителю, в таком же коматозе вошла в школу, а потом в кабинет математики…

Милы сегодня не было, поэтому вафли я съела одна, запивая вишневым соком. Вообще не люблю столовые. Слишком много людей, слишком много взглядов на серую и непримечательную меня. Всего слишком много.

Шесть уроков пролетели незаметно, и я уже собиралась идти домой, когда ко мне подошла Карина Одинцовская, староста класса, и предупредила о дополнительных по русскому.

Ну вот только этого мне и не хватало!

А может, прогулять?

Именно с таком вопросом я и обратилась к миниатюрной девушке в синем платье из плотной ткани и белых балетках.

– Бят, ты чего?
– со смехом проговорила она.
– И от тебя ли я это слышу? Ты же в шестом классе с температурой на контрольной сидела да еще потом и половине класса помогла. Тем более, ты командир класса, тебе там быть обязательно. Если ты не придешь, то и все положат на этот урок.

– Эх, пошли, - смирилась я, шагая за девушкой. Идти на эти дополнительные и видеть хамоватую рожу учителя не было никакого желания. Но сходить все равно надо было. Вдруг расскажет что-нибудь новое и действительно важное.

На этих дополнительных я сидела с Кариной на первых партах, а учитель, наплевав на всех, спал. Положив голову на парту и накрывшись толстовкой, он чуть слышно посвистывал носом при вдохе и подрагивал плечами на выдохе. И его совершенно не интересовали четырнадцать учеников, находящихся в классе помимо него.

– Слушайте, я немного подзаебалась ждать его, - устало вздохнула Зарина. В кой-то веки я была согласна с ней.

– Громова, ты же командир, сделай что-нибудь!
– стервозно воскликнула Люба, кидая в меня тетрадку. Я не успела уклониться, поэтому тетрадка с цветастой обложкой прилетела мне четко в скулу и попала по свежему синяку, очень сильно разозлив меня.

Встав со стула, который в приступе моей истерии упал, я прошла в конец кабинета, туда, где стояли вазы с разными цветами, и схватила самую большую и полную воды. Класс замолчал.

Сказывался стресс, полученный сегодня ночью, утром, и вообще напряжение в течение дня.

Не отвечая за свои действия, я вернулась к первой парте, где, достав из вазы цветы, тоненькой струйкой, под гробовое молчание класса, вылила уже плохо попахивающую воду на голову Александра Андреевича. Учитель вздрогнул и поднял голову. Для убедительности стряхнув последние капли прямо ему на лицо, я положила ему на голову ещё и цветы, которые тут же рассыпались на пол. А по белой майке учителя расползлось неприятное зелёное пятно.

Удовлетворенно хмыкнув, я поставила вазу на стол и вернулась к своей парте. Всё, я отомщена, и я могу жить и умереть спокойно. Хоть сейчас.

Учитель ошалело хлопал голубыми глазами и судорожно хватал пухлыми губами воздух.

– Г-Громова!
– заорал он так, что, казалось, затряслись стекла.
– Ты в край охуела?!
– И резко осел, хватаясь за голову.

– Что, Александр Андреевич, похмелье мучает?
– Я не знаю, что со мной, но сейчас мне хотелось сделать ему как можно больнее, получая при этом немыслимое, неправильное и садистское удовольствие.

Он раздвинул пальцы, которыми прикрывал глаза с красной бельмом из-за полопавшихся капилляров и насмешливо, насколько позволяло его состояние, спросил:

– Это кто тут рот открыл? Громова? Говорить давно научилась? Что же ты вчера молчала?

– Знаете что, Александр Андреевич… - спокойно начала я, снова вставая.

– Что?
– Опять насмешливый тон и пошлый взгляд, пробежавшийся по моим ногам.

И опять же не знаю, что сподвигло меня на это, но я, не особо заботясь о последствиях, злобно бросила: