Шрифт:
— Кимушка, можно мне перекантоваться у тебя немного?
— Да в чем базар, Бят, конечно! Могла бы не спрашивать, только залети в Пустоту, взять ключи.
— Спасибо, через час буду.
В Пустоту меня пропустили, как к себе домой. Кирилл лишь приветливо улыбнулся, пропуская меня через турникет, и я просто не могла не улыбнуться этому доброму бугаю, даже не смотря на свое ужасное настроение.
— Да че ты тут выёбываешься? — борзый голос Колчанского я бы узнала, даже будучи при смерти, учитывая, сколько совместно мы с ним выступали. Так что услышать его здесь, тем более со сцены, было немного… Непривычно. — Это клуб моего деда, уебан!
Ну, собственно, дальше можно было не продолжать, так ведь? Мы ведь все знаем, кто, помимо деда Колчанского, владелец этого клуба. Это мы уже выяснили опытным путем. Да-а. Дела-а.
И вот вдруг накатила дикая ненависть к этому человеку. Необъяснимая и беспочвенная. Просто вот вдруг я увидела этого вечно улыбчивого мальчика с его другой, оборотной стороны. И там я видела лишь прожжённого своими связями и деньгами подростка.
Сейчас вместо Паши я видела зайца. Того самого, шоколадного, из моего детства. У которого очень красивая и яркая обёртка, которая располагает к себе окружающих. Но внутри. Там лишь ужасный и невкусный шоколад. И пустота. Зияющая дыра вместо начинки. Именно таким и был Колчанский на протяжении всего нашего знакомства. Но я не замечала этого почему-то. Возможно, потому, что от Ростовой всегда слышала, какой он прекрасный, милый и замечательный. И я верила ей на слово. А не стоило бы.
А ещё вдруг поняла ответ на вопрос, который никогда не задавала: куда он девал мои тексты, которые я иногда писала для него. Не сам же он исполнял женские партии. А вот теперь ответ стоял на сцене рядом с Колчанским и вертел жопой в такт. А ещё она полностью неправильно передавала голосом интонации. В общем, желание показать сукам, где их место, возникло из ниоткуда, поэтому, когда Колчанский начал зачитывать знакомые слова, что он уже произносил как-то на уроке русского, я просто подошла к бару и, перегнувшись через стойку, просто достала дополнительный микрофон, которым иногда делали объявления или просто были люди, которые позволяли себе петь со стойки.
Вот сейчас таким человеком была я.
— Па-а-аш, мы преподали урок,
И вот на батле кончается твой Time.
Ты всех врагами считал, но заблуждался,
Парнишка, goodbye!
Кто-то корону надел тебе поспешно,
Скорее снимай.
Учиться нужно у всех, а лучше у нас, — он резко и испуганно развернулся всем корпусом к бару, во все глаза смотря на меня и мою улыбку. — Колчанский, пупсик, если будешь отдавать мои тексты непонятным шавкам, я выгрызу тебе кадык, — и мило улыбнулась, слезая с бара под оглушительные аплодисменты и свист молодых людей. — Вот так должен звучать настоящий голос. А ты лишь маленькая копия, — я говорила с ней, как с умственно-отсталой: мягко и с доброжелательной улыбкой. Но деваха доброты не оценила и лишь сверлила меня злобным взглядом. — А тебе, Паша, это маленькая месть за предательство. Подумай дважды, прежде чем переходить мне дорогу в следующий раз.
— Ты не учился на ошибках парень,
Мы все исправили знаешь,
Я вылетел, но тебя вынес в ответ.
Саша с…? — И парень вопросительно посмотрел на меня, ожидая моего имени.
— Бятой на тебе крест поставили, и Пашуле пизда летит, я от Жени передам привет! — При имени своей бывшей, которая, в виду своей злобной и злопамятной натуры, подкараулит его в тёмном переулке, Павел скривился, будто сожрал лимон целиком вместе с цедрой. Милейшая девушка она, кстати! Надо будет выпить с ней чайку как-нибудь.
— Это тебе маленький приветик! — улыбнулся ещё один Саша на мою голову и ловко спрыгнул со сцены, оставляя нас один на один.
— Ты чё творишь, ущербная?! — прошипел опозоренный на публике Павел, сгруппировавшись и набычившись.
— О, уже ущербная! — насмешливо сказала я, кивком здороваясь с Аней — диджеем Пустоты. — А как текст написать, так «Бятик!». Ты уж разберись, ущербная или Бятик. А теперь свали со сцены, мне есть что сказать. Ань, вруби сорок шестой трэк из дабов. Таки вот эта песня моего авторства и больше вы её не услышите, так что не щёлкаем ушами, котики!
— С юных лет шарахаясь от местных традиций и фальши,
Тем стала, от кого просила мама держаться подальше.
О ком твердил отец, что в детстве их мало пороли.
Если суждено быть троллями, в итоге вырастут тролли!
Траляля и Труляля в моих друзьях, и с ними я, — с улыбкой кивнула я синхронно подпрыгнувшим близняшкам. — Шляпник с тату на шее и со смехом дятла Вудди. — Кивок Антону за барной стойкой. — Контрабандисты тут, и Ведьма — частая гостья. — Ким, под веселые крики толпы запрыгивает на один из столиков, начиная подпрыгивать в такт биту. — Уличные девки и другие приличные люди!
От родных отделяют стальные дороги,
Негласные принципы, разные Боги!
И вроде открыт чёткий мир и без бликов,
Но мир текстровертов, бонобо и фриков!
Нутро — негодяйка, снаружи — хорошая!
Три четверти демона, четверть святоши!
Повесилась крыса в сердечной глуши,
Предпоследняя стадия рака души!
По слухам, постель моя — теннисный корт
Любовь — это сакс, ну а секс — это спорт! — Кивок всем одноклассникам, собравшимся здесь на выступление Колчанского и сейчас во все глаза рассматривающим меня.