— Блядь, Громова, убери от меня свои холодные ручищи! Лечиться надо! — зашипел он, самостоятельно отстраняя мои ладони от себя и пряча их глубоко в ворот. — И ты меня за идиота не держи, я прекрасно видел, как ты спокойно себя вела, когда узнала, что дверь закрыта, значит, была уверена в себе.

— Даша-Следопыт, — хихикнула я, поражаясь невероятной дедукции учителя.

— У-у-у, ну всё с тобой, Громова, ясно, — протянул он, крепче прижимая меня к себе, пытаясь согреть, но мне холодно и не было. Грела, скорее, я учителя, чем наоборот.

— Что со мной ясно? — снова ни с чего хихикнула, прижимаясь ближе и позволяя себе маленькую вольность — прижаться губами к его шее, прикусывая кожу и тут же проводя кончиком языка по собственному прикусу.

— Чё это ты делаешь? — отодвинул от меня свое лицо Саша, заглядывая мне в глаза. Учитель сейчас выглядел настолько забавно: взъерошенный, удивленный, с огромными глазами и красными от мороза щеками, — что я, не сдержавшись, затряслась от смеха. — Всё, Громова, ты готова.

— Клиент готов и доведен до кондиции! — воскликнула я, снова громко захохотав и крепче прижавшись к нему, обхватывая мощный торс руками.

Кожа к коже, дыхание к дыханию. Кажется, у меня кружится голова от перевозбуждения.

— Все, Бяточка, лапочка, давай спатки, — и он начал укачивать меня, как маленького ребёнка, а мне вдруг реально охренеть как захотелось спать. — Давай, спят усталые игрушки, книжки спят! А вот потом, когда у тебя голова встанет на место, мы поговорим! Серьезно поговорим!

— Обещаешь? — хихикнула я, укладываясь в его руках поудобнее и прикладываясь ухом к его глубоко стучащему сердцу.

— Обещаю, — по-доброму улыбнулся он, поцеловав меня в кончик носа, продолжая укачивать. — Спи.

— Не, а что вы мне предлагали? Мороз минус сорок, а ты, Громова, мёрзни, — возмущался Быков, встав между мной, лежащей на кровати в больнице, и разъяренными отцом и Инессой. — Умри от переохлаждения или от температуры!

— Вы позволили себе недопустимое! — орала в голос женщина, готовая кинуться на учителя, но цеплялась за отца.

— А что мне было, ебанный ж ты в рот, делать! Оставить её сидеть на диване и замерзать?! Женщина, включите мозг, эта та херня, что плещется в той херне, на которой Вы свои прически носите! Она бы нахер замёрзла там! Я бы смог просидеть на морозе, я здоровый мужик! А она сопля больная, которая не выздоровела толком, приперлась в школу, а потом ещё на крыше протусовалась, как итог температуру подхватила! Не тупите, бога ради!

— Ты пытаешься оправдываться! — Холодно заявил отец, но даже отсюда было видно, как его трясет от злости.

— Вообще ни разу, — хмыкнул учитель, складывая руки на груди. Вел он себя, как не странно, как холодная, безразличная скала. — Просто сами подумайте, что мне было делать?

— Что ты вообще делал на той крыше?

— Любовался видами! — Соврал Саша, не моргнув и глазом.

— Да кем ты себя возомнил? — взбесился отец, но сделать ничего не смог — в палату, громко хлопнув дверью, вошла бабушка.

— Собственно, все на выход, кроме вот этого молодого человека и этой малолетней симулянтки, — пропела она, напрочь игнорируя взбешённую женщину и отца.

— Но-но, — обиженно воскликнула я, садясь на кровати и прижимая чёрную майку учителя к телу. Вот это номер… — Не симулянтка, а заболевшая принцесса! — Нихера себе у меня охрипший голос! А горло-то как болит! Полежала на снегу, называется.

— Ну-ну, принцесса, — хохотнула бабушка, хватая в руки мою карту. — Так, тридцать девять и семь, аллергическая реакция на холод, обострение гастрита. Ладно, не симулянтка, заболевшая принцесса.

— Вот так-то лучше, — согласилась я, падая обратно в объятья подушки и накрываясь сверху одеялом.

— А теперь поговорим о делах насущных, — резко сменила тон бабушка, как только отец и Инесса вышли за дверь, и я подскакиваю на месте, почему-то тут же подбираясь и, игнорируя резко закружившуюся голову и чёрные круги перед глазами, посмотрела прямо в глаза дьяволу. — Мне тут лапшу про холода и зимовку можете не вешать, мне самой шестнадцать не так давно было, да и вот этот засосец очень даже красноречив. Так что быстро рассказали, что между вами происходит! Но-но! — остановила бабушка мой порыв что-то сказать. — Я прекрасно знаю, когда ты врешь, Беатриса, так что даже не пытайся.

Мы с учителем нервно переглянулись: что говорить бабушке не знал никто. Да и стоит ли говорить? Ну какой смысл? Было и было.

— Ничего не было, Агнесса Фёдоровна, — спокойно говорит мужчина и садится на мою кровать, невзначай положив ладонь на мою ступню, прикрытую одеялом. Сразу становится спокойнее, и я позволяю себе немного расслабиться.

— Милый, — хмыкает бабушка, — этому засосу часов пять-шесть от силы, а где вы были часов пять-шесть назад? — провокационный вопрос снова заставляет меня выпрямиться, как струна.