— Ты заебала, Громова! — Он плюхнулся на колени, усевшись задом мне прямо на живот и зажал обе мои руки в одной своей задирая их над головой. — Ты меня непередаваемо крепко заебала! Ни одна баба в моей жизни не могла позволить себе подобного дерьма в отношении меня: то калечишь, то целуешь, то творишь непонятную хуйню, которую мне потом расхлёбывать! Это я тебе ещё не припомнил, как ты меня в том переулке по самому дорогому приложила. А сейчас мы поговорим, Беатриса! — вздрогнула от своего имени в его исполнении. Непривычно и приятно. — Серьезно поговорим! Но сначала уйдем с этой крыши, потому что я ну охереть как замерз!

И учитель резко встал с меня, утягивая и моё не сопротивляющееся тело за собой в вертикальное положение.

Но только когда мы подошли к двери, я начала истерически хихикать, а когда Саша подергал ручку двери и та, будто ему в насмешку, не открылась, я вообще в голос заржала.

Дело в том, что эта дверь со специальным замком, который можно открыть только изнутри, а вот снаружи сколько ручку не дербань — ничего не выйдет. Хорошо хоть я знала, что Мила, помня мою любовь к холоду, но слабое здоровье, к концу шестого урока придёт меня забрать. Только до этого «конца шестого урока» на морозе в минус тридцать нам придётся высидеть четыре часа. Может, меньше. Но факт остается фактом.

Почему я умолчала, что за нами придут, когда учитель начал буквально волосы на себе рвать, коря себя за тупость, я не знала. Мне просто хотелось посмотреть на него в этой ситуации: как себя поведёт, что сделает, что скажет.

Было, как минимум, забавно, а как максимум, то была месть за те ужасные выходки с его стороны.

— Громова, что нам теперь делать?

— А я откуда знаю? — удивись я. — Мужик тут ты, так что рули ситуацией! — и, гордо прошествовав до старого застеленного клеёнкой дивана, стряхнула неплохой такой слой липкого сырого снега и вольготно уселась на нём, высовывая руки из рукавов и обнимая ими себя для сохранения тепла.

— Она как-нибудь по-другому не открывается? — заистерил мужчина, без остановки дёргая дверь, но уже не так активно и начиная пританцовывать на месте от холода.

— Неа, — радостно откликнулась я и даже улыбнулась, наблюдая за его отчаянием.

— Громова, да почему ты, ёбанный ж ты в рот, такая радостная?

— Всегда мечтала умереть в приятной компании, — я ещё и колени под свитер засунула, сворачиваясь в невообразимый комок. Что было хорошо в этом свитере — он тянулся, причем тянулся так, что мог вместить в себя ещё и учителя, при этом не распустившись на ниточки. — Чем не повод?

— Да что ж ты за человек-то такой? — вот оно, смирение, упало на диван рядом со мной и схватило мёрзнущие плечи ладонями.

— Какой есть. Заползайте, — и приглашающе оттянула край свитера.

— Громова, ты серьёзно? — скептично осмотрел он мой свитер, но всё равно начал стягивать его с меня.

— Э-э, не поняла прикола, — драгоценная одежонка тут же была крепко прижата к телу, а на учителя брошен обескураженный взгляд.

— Громова, ну какая ж ты тупая! — закатил глаза он, всё ещё протягивая ручонки к моему свитерочку. — Просто если ты залезешь ко мне, будет несколько проще, чем мне залезть к тебе, так что не выкобенивайся и снимай кофту.

— Свитер! — обиженно сказала я, но все же приподняла края одежды, оголяя выпирающие бедренные кости, по которым тут же мазнул ветер и побежали мурашки.

— Да что ж так медленно? — и мужчина рывком вытряхнул меня из моего свитера, тут же натягивая его на себя и блаженно жмурясь, прижимая нагретую мной ткань к себе. Продрог наверное, бедолага.

А вот я сидела в малиновом бюстгальтере, что отлично оттенял бледность моей кожи и, прикрыв руками грудь, пыталась понять, почему мне вообще не холодно. Ну, то есть, совсем. Даже руки подняла, давая ветру больше доступа к коже, а эффект тот же — не холодно совершенно!

— Давай залазь быстро, а то замёрзнешь. Э-э-э, ты чё делаешь? — вспомнил обо мне учитель, и я тут же перевела взгляд на его руки, приглашающе оттягивающие края свитера, как я пару минут назад.

— Да мне, вроде, и не холодно, — растерянно оглянулась я, всё ещё пытаясь понять, почему так.

— Не тупи, Громова, — и меня, будто мешком, накрыли собственным свитером, притягивая впритык к чужому телу и заставляя усесться на колени. — Твою мать, Громова, ты горишь!

— Нифига подобного, — возмутилась я и тут же глупо захихикала. Просто так.

— Не спорь, дура, у тебя температура! — и его губы прижались к моему лбу. — Блядский в рот, ты вся горячая, и температура охерительно высокая. Так, секунду. — Действительно секунда, и учитель подгребает меня под свою майку, заставляя прижаться голым животом к нему. Горячий. — Вот так-то лучше. Когда твоя подружка должна прийти за тобой?

— А как ты понял, что она придёт? — удивлённо спросила я, даже не думая отнимать лоб от его прохладной шеи. Ещё с другой стороны ладонь положила, чтоб ему теплее было.