– Товарищ подполковник, группа курсантов прибыла. Старший младший сержант Васильев!

– Так, Васильев, все в кузов! Едем!

– Есть. В машину! – кричит он нам, мы залезаем под тент и рассаживаемся по боковым лавкам, ставя карабины между ног. Здесь не так холодно, как снаружи. Мы устраиваемся, достаем сигареты и закуриваем. Нам кажется, что сигарета способна согреть в холод. К такому заключению мы пришли уже на первом курсе, когда зимой, спрятавшись под воротник шинели, курили на ветру. Не знаю, как все тело, но руку, держащую сигарету, она на самом деле согревает. Из двенадцати человек только двое не курят, но они не смеют противиться курящим. Их меньшинство, поэтому они не имею права голоса, курсанты, не пораженные дурной привычкой, терпят и молчат.

Последним в кузов забирается Серега. Слышен хлопок закрывающейся двери кабины, это помощник дежурного, докурив, тоже садится. Военный водитель давит на педаль акселератора, мотор ревет и неуклюжая машина, как-то уж очень резко дернувшись, начинает свое медленное движение к воротам, которые уже открыты. Мы выезжаем на улицу Мира и начинаем движение вверх.

– Закройте полог! Дует же! – просит Вадька, но его не слушают, все смотрят на убегающую дорогу, пытаясь понять, куда нас везут.

Ночной город. Черные окна домов, только уличные фонари, в их свете дорога кажется желтой. Темное небо затянуто облаками, но нет ни снега, ни дождя. Легкий морозец бодрит и сон пока не решается приближаться к нам. Вскоре мы выехали за пределы города и стали влезать на пригорок.

– В аэропорт едем! – предположил кто-то.

– Почему ты так решил?

– А куда еще! Эта дорога как раз на аэропорт.

Видимо Вадька был прав. Вот же человечище! Я восхищаюсь его логике и интуиции. Еще не было случая чтоб он ошибся. Если мы едем в аэропорт, то у нас есть еще минут сорок времени. Кое кто пытается вздремнуть, положив голову на плечо соседа. Машину раскачивает и трясет на кое-где разбитой дороге. Рядом строят новую дорогу, но мы едем параллельно ей, по старой, петляя, порой огибая совсем разбитые участки. Кто-то курит, молча выпуская дым кверху, кто-то устало смотрит на дорогу, думая о своем, то ли вспоминая что-то, то ли мечтая. Минут через тридцать появляются ограждения из колючей проволоки, опоясывающие все подступы к аэропорту. Он у нас совмещенный, а это значит, что взлетная полоса общая, как для гражданских бортов, так и для военных, а вот базирование воинской части отдельно, но ограждения все-таки общие. Бетонные столбы с натянутой колючкой пролетают словно стыки рельсов.

Наконец автомобиль подкрадывается к воротам военного аэропорта. Мы понимаем, что путь скоро закончится. Ворота открываются, и мы оказываемся внутри воинской части, проезжаем несколько сот метров и окончательно останавливаемся у здания ОБАТО. Помощник дежурного хлопает дверью и исчезает в здании, мы это видим поскольку дверь находиться в нашем поле зрения. Все опять закуривают в каком-то непонятном томительном ожидании чего-то загадочного. Тишина, только ветер, здесь посреди степи дует со свистом, мрачно и зловеще, не предвещая ничего хорошего.

– Из машины! – кричит нам показавшийся в дверях помощник дежурного.

Мы выпрыгиваем и становимся возле правого борта, во главе нас Васильев. Подполковник подходит к строю.

– Замерзли, ребята?

– Да есть малость!

– Значит какая наша задача. Борт с «грузом 200» приземлился. Грузим в кузов ящик и едем по адресу. Оставляем его там, а сами возвращаемся в училище. Задача ясна?

– Откуда груз, товарищ подполковник? – спрашивает Тупик.

– Тупик, а ты не догадываешься?

– Из Афгана?

– Ну а откуда еще?!

– Ясно…

Все мрачнеют. Оно и понятно, не очень-то приятно провести ночь в кузове с гробом. «Повезло» нам. Подполковник разрешает пока перекурить. Строй разваливается и в полумраке начинают светиться маленькие красные огоньки. Еще хорошо, если здесь уместно это слово, мы не выносим гробы из самолета. Это делают бойцы, сопровождающие АН-26, который развозит печаль по всему советскому союзу. Минут через десять дверь открывается и четверо бойцов выносят гроб и грузят его в кузов нашего ЗИЛа. При их появлении все бросают или прячут сигареты в кулаке, занося его за спину. Это происходит непроизвольно, как при появлении строгого офицера и эта некая дань уважения погибшему воину.

– В машину! – говорит наш офицер, тоже помрачневший при виде гроба.

Мы аккуратно, стараясь не задеть нового пассажира, отправляющегося в последний путь, усаживаемся на лавках. Посреди нас стоит гроб, обтянутый красной материей. Машина заводится и выезжает за пределы колючего ограждения.

– А говорят, что обычно погибших привозят в цинковых гробах… - нарушает всеобщее молчание Тупик.