— Отсюда не выйдешь, не узнаешь. Братья приедут, устроят тебе свадьбу. Я тут досочку подломил, только сено разрой, а там беги к запретному лесу. Да не жди, дурак.

И стихло. Ванька прислушался: на дворе копыта застучали, заговорили Братья, показалось Ваньке, не по-доброму. Сердитые. Тут Ванька за сено взялся.

Проскочил задами, мимо баньки, через речку, бугор, ко второй речке, которая в обратную сторону течет. Куда Сторож ходить запретил. Речка оказалась бурная, а ход через нее — один: посредине стоял камень, покачивался. Ванька засомневался, ступать было боязно. И как раз Братья зашумели издалека, пропажу обнаружили. Ванька примерился, прыгнул на камень, тот перевернулся, рухнул беглец в воду. И не видел, что проводили его из кустов внимательные глаза. Когда парня понесло, ударяя о камни, через голову переворачивая, из кустов вылез мужик. Знакомый, из Ванькиной деревни, Митрием звать. И побежал в другую сторону, пригибаясь, чтобы никто не видел.

А Ваньку несло тем временем, поток сильный, не выгребешь, поколотило его на перекате, потом вода вспенилась, швырнула парня вперед и вверх, полетел неведомо куда. Водопад.

В темном лесу, в заводи прибило Ваньку волной к берегу. Голова под водой, волосы — поверху. Тут бы и сгинул, но потянулись к нему чьи-то руки, взяли за плечи.

Когда беглец очухался, светило солнце, рядом горел костерок, над которым сушились его, Ванькины, порты. Парень от удовольствия обратно глаза закрыл, повернутся на бок, но заснуть не вышло.

— Вставай.

— Не буду, — ответил Ванька, не открывая глаз.

— Ну лежи тогда, а я пошел.

У костра сидел, улыбаясь, детина. Тот самый, переросток.

— Слушай, — сказал Ванька. — Ты меня выпустил? Звать-то как?

— Пронька.

— А я — Ванька. И совсем я запутался. Что тут происходит, знаешь?

— Да ничего…

— Ничего «ничего»…

— По дороге расскажу, а сейчас лежать некогда. Пошли.

— Куда?.. — безнадежно протянул Ванька.

— Туда…

Ванька сел:

— Ты, значит, знаешь, куда?

Пронька усмехнулся, но невесело:

— Туда, куда ж еще? Тут все пути — в одну сторону, а лежать будем, могу и не рассказать, помешают.

И пошли. Места вокруг лежали красивые, чистые, лужки, перелески, речушки вьются. Пронька дорогой рассказывал:

— Девка, которую ты из бани вывел, — проклятая. Бывает, в колыбели когда скажет мать, «чтоб тебя», мол… Проклянет, одним словом… Или по другому какому случаю, выходит, что проклятый. Девка в бане и жила всю жизнь, выросла там, только видно ее не было, невидимая. Братья давно думали, как от нее избавиться, да не выходило.

— А старуха при чем?

— Я же говорю, проклятая. Получается, вроде как дочка ее, Старухина. Ну и Братьям непокой: со старой ссориться нельзя. Беда…

— Чего ты заладил: тут беда, там беда?…

— Что делать, — вздохнул Пронька, — тут везде…

Шли дальше. Солнце — поверху, трава — понизу. Пронька говорил:

Бежать сюда, в запретный лес, надо было, потому что там везде — Братьев земля, куда ни беги, сам сыщешься.

— А здесь чья?

— Увидишь, если дойдешь.

— Слышь, — спросил Ванька, — а чего ты в портах теперь? Там без портов был.

Пронька покривился, ответил нехотя:

— У меня припасены были.

— Не обижайся, мне непонятно было, и все. Странно тут…

— Странно… — согласился Пронька.

Ванька спустился к ручейку, протянул руку воды зачерпнуть, но Пронька остановил:

— Погоди, дай посмотреть.

Спустился к воде, осмотрел вокруг:

— Нельзя ее пить.

— У тебя все нельзя.

— Осенняя…

— Я пить хочу!

— Хоти дальше. Осенняя вода, нам с тобой рано ее пить, поживем еще. Видишь, листья желтые.

И правда, в воде плавали желтые листья, и рядом, на кустах, те, что к ручью ближе, тоже желтые.

— А летняя бывает? А зимняя?

При последнем слове Пронька быстро вокруг глянул:

— Тихо ты, беду даром кликать… Не поминай, всякая вода бывает.

А сам вниз уставился, лицо вытянулось. У воды след выдавлен, копыто, кованое. Его Пронька испугался по-настоящему.

Двинулись - быстро, почти побежали. Пронька все время оглядывался, держался к деревьям ближе, хоть ничего особенного видно не было. Ваньке беспокойство передалось:

— Куда идем-то?

— Толком не знаю, я не дошел.

— Но ходил?

— Ходил, — ответил Пронька, схватил попутчика за плечи, бросил под кусты.

Ванька хотел зашуметь, да Пронька ему рот зажал, указал в сторону. За рекой, за молодым леском высился небольшой холм, а на вершине его стоял верхом воин. В кольчуге, с копьем в руке; шлем, отброшенный на спину, висел на ремне, открыв белые волосы. Конник внимательно осматривал округу, медленно поворачивалась голова, глаза цепко перебирали кусты и низины.