— Тогда садитесь позади моего седла, а коня привяжите к седлу доктора.

Они двинулись по пастушьей тропе, звенели подковы лошадей, да позади себя слышал Вяткин гулкое дыхание друга. Рассказывать Эсам не мог. Только объяснил, что надо ехать в кишлак Тали-Нур, вон к той лощине. Там он арбу оставил в чайхане у тополя. Ночь не спал, а чуть свет поскакал за помощью. Буйджан плохо. Умрет, наверное…

— Сергей Христофорович, вы, надеюсь, захватили свой чемоданчик?

— Разумеется. А что, срочное что-нибудь?

— Да не знаю еще. Но, кажется, наша охота опять сорвалась.

Всадники спешились у невысокого айвана. Чайхана была полна народа. Чайханщик, увидав русских, заспешил навстречу наибам [8] .

— Что здесь происходит? Что за сходка? — спросил Вяткин.

— Мы выбираем себе аксакала, тюраджан, — подобострастно сложив руки на животе, ответил чайханщик. — Три раза выбираем, но мнения не сходятся. Мы хотели бы выбрать Ташкула, сына Омана, человека справедливого, но бедноватого. А нам навязывают богача Каллябая. Вот уже три дня выбираем, выбрать не можем, а мне, поверите ли, тюраджан, чистое разорение от этого. Чай никто не спрашивает, только помещение занимают, да сандал топят, да керосин жгут. Чем все кончится — не приведи бог, не знаю! Уже и стражники приезжали. Никого не выпускают, пока за Каллябая не проголосуем.

— А почему Каллябая не хотите?

— Он вместе с волостным грабит народ, и уёму на него нет. Делает, что захочет. Пятидесятников подкупил, которые за него голосовать должны. Ну, а мы этих пятидесятников признать не согласны. Вот и вышел тупалан [9] . Стражники грозятся: «Стрелять будем». А Джан-палван открыл грудь, кричит: «Лучше сразу умру!» Стражник кричит: «Вы арестованы», а Джан-палван взял Каллябая за руку и кричит: «Руки вырву!» Так и спорят. Пришел старик Файзи-шайтан, он брат одного стражника, которого убили несколько лет тому назад где-то возле Оша. Они вместе с Каллябаем выкрали дочь того, кто убил, и держат ее в горах, в пещере. Недавно она ребенка родила, и ребенка у нее на глазах собираются задушить.

Чайхана от криков и разноголосицы ходила ходуном. Два стражника держали за руки здоровенного детину — Джан-палвана, а он порывался избить волостного управителя Файзи-шайтана. Тот тонким голосом визжал и рвался к Каллябаю, полагая, что опасность угрожает кандидату более, чем ему самому.

Вяткин встал на суфу и крикнул:

— Сегодня выборы откладываются! Состоятся при уездном начальнике. Отпустите Джан-палвана. Где Ташкул, сын Амана? Это вы, таксыр? Вы и будете избраны, ручаюсь вам в этом. Порукой в том желание ваших соседей, а также хорошая слава, которая идет о вашей справедливости. Стражникам встать в дверях и по одному выпускать всех отсюда. Пусть все ждут нас во дворе чайханы. Каллябай и Файзи-ата, вас прошу не уходить и остаться с нами.

Прошло, верно, не меньше получаса, пока крестьяне по одному оставили помещение чайханы и столпились возле айвана, шепотом переговариваясь и благодаря бога за то, что он внял их молитвам и послал сюда этих русских чиновников.

— Вы здесь, в кишлаке Тали-Нур, охраняете закон, — обратился Вяткин к стражникам и сельским старшинам, — поэтому сейчас, когда мы будем среди народа, я прошу строго выполнять мои распоряжения. Мы приехали, чтобы поймать важных преступников, и они не должны ускользнуть у вас из рук. Тот, кто не захочет приложить усилия и отпустит нарушителей закона, будет отвечать вместо них, как за преступление, совершенное ими самими. Поняли меня?

— Кто же эти опасные преступники, таксыр? — льстиво спросил Каллябай. Но Вяткин ему не ответил. Все вышли к народу.

— Дехкане, — обратился к ним Василий Лаврентьевич, — мусульмане! Мы очень просим вас пойти с нами, куда поведет нас этот человек, — и он указал на Эсама-ходжу.

Тот уже успел подкормить свою лошадь и запряг ее в арбу. Он быстро выехал вперед. Народ пошел за арбою, за ними шли стражники; сельский староста. Каллябай и русские двинулись позади всех. Василий Лаврентьевич демонстративно пощелкал затвором дробовика и для острастки положил его на луку седла.

Но едва Эсам-ходжа повернул в глубь ущелья, как Файзи-шайтан развернул своего коня и поскакал прочь. Но не тут-то было! Толпа схватила под уздцы его коня, стащила старосту вниз, поясами связала ему руки. Каллябай, бледный, как его чалма, выжидая, сидел на лошади и пристально глядел вперед. Стражники встали по обе стороны от него, и процессия двинулась дальше. Возле горного потока арба остановилась: дальше шла верховая тропа, повозки распрягли.

Верстах в пяти от кишлака Тали-Нур, в ущелье, заросшем арчой и высокими травами, на высоте двух сажен от тропинки, темнело отверстие пещеры. Внизу лежал шест с набитыми планками, заменявший лестницу.

— Джан-палван, помогите нам, — обратился Вяткин к парню. Тот быстро приставил шест к отверстию пещеры и полез туда.

— Она умерла! — крикнул он вниз.

— Дайте-ка я сам. — Сергей Христофорович спрыгнул с лошади, вскарабкался по шесту и исчез в темной норе. Толпа молча следила за всем происходящим. Наконец показалась голова врача.

— Нужно одеяло или теплый халат, — сказал он, — мать и дитя раздеты донага. Кажется, еще живы. Но я не могу оторвать женщину от стены. Она прикована цепью.