Шрифт:
Что же касается памирских ледников, то и они не порадовали исследователей: запасы льда на Памире оказались необъятными, и туркестанские реки, которые там берут свое начало, не поддавались даже замерам — многоводье их, казалось, обеспечено на тысячелетия. Словом, американская экспедиция получила далеко не утешительные результаты. А тут еще, как на беду, все фотооборудование проводник-киргиз уронил в ледяную пропасть. Дела Хатинотона и Дэвиса шли из рук вон плохо. В таком вот настроении они и приехали в Самарканд.
Самаркандская группа, во главе с ловким и умелым Рафаэлем Помпелли, к сожалению, тоже ничем не могла порадовать возвратившихся коллег. Пять дней их водил по памятникам старины этот одержимый археолог Вяткин. Но даже хорошенько осмотреть шурфы на городище Афрасиаб им так и не удалось, почему-то Кодаки их засвечивали и портили пластинки, починить же аппараты в Самарканде было негде. Пять дней они гостили у самаркандского губернатора, а в дневниках все еще не было ни слова о состоянии ирригации.
В день приезда Хатинотон созвал совещание участников экспедиции. Прислуживавший за столом расторопный слуга-туземец Наали Махмуд затем сообщил, что новый профессор был так сердит, что сам Наали, передавая его разговор со старшим Помпелли, затруднялся в выборе приличных выражений. Наали происходил из старой индийской семьи, его хорошо воспитали. Результатом совещания самаркандская администрация была удивлена: члены экспедиции разъехались в разные стороны.
Оба Помпелли — отец и сын отбыли в сопровождении Киддера в район Пенджикента, где проводили с помощью местного инженера-ирригатора господина Петровского, который, однако, был столь неуклюж, что засветил большую часть снимков, сделанных экспедицией, нивелировку и топографическую съемку на головном сооружении ответвляющегося от Зеравшана арыка Тюя-Тартар. Затем они проследовали к основному источнику питания реки Зеравшан — Зеравшанскому леднику и, занятые метеорологическими наблюдениями, забыли об археологии и совершенно уже пренебрегли камуфляжем, выдав себя с головою.
Было это так. Сын Помпелли и его незаметный слуга Винер откровенно отказались уйти от реки и продолжали замеры расхода воды на Зеравшане, когда Петровский предложил им показать какие-то любопытнейшие выкопанные из земли исторические предметы и монеты, хранившиеся у одного из жителей Пенджикента. Они сидели у реки, не отрываясь и не отвлекаясь ни на минуту…
Хатинотон и Дэвис тоже уехали из Самарканда. Говорили, что они измеряют расход воды Зеравшана в низовьях реки, где-то возле Гиждувана или Карауля, а затем, в сопровождении чиновника из Ташкента Семенова, искусствоведа и ориенталиста, будут работать на раскопках возле Мерва и Асхабада.
Вечером, вернувшись с вокзала, где провожал гостей, Вяткин написал своему другу В. В. Бартольду:
«Истории Средней Азии никто из американцев, с которыми я познакомился, совершенно не знает. По части же археологии, то старик (он слегка знает русский язык) как будто обладает некоторыми знаниями. И меньше другой — назвавшийся хранителем музея в Риме. Никаких приобретений древностей, насколько мне известно, в Самарканде ими не сделано, за исключением десятка бактрийских монет».
Часть вторая
ВАЗИР
Глава I
Василий Лаврентьевич, получив почту, сидел в музее и мял в руках синий узкий конверт со штампом «Италия, Рим». Первая весть от Арендаренко. Вяткин размышлял: сказать Лизе или промолчать, поскольку письмо адресовано ему и содержит сугубо деловую просьбу. Потом решил: скажу. Он вновь раскрыл конверт и еще раз прочитал написанные ровным почерком строчки:
«Многоуважаемый Василий Лаврентьевич! Имею к вам просьбу. Не сочтите за труд взять из моего самаркандского дома библиотеку. Книг там немного, но они хорошо пополнят неширокий фонд вашей городской Публичной библиотеки. Во всяком случае, я уверен, что вы распорядитесь книгами наилучшим образом. Видимо, я в Туркестан больше не вернусь и, стало быть, книги эти нечего держать под спудом?
Мой земной поклон вашей супруге.
Засим с совершеннейшим к Вам почтением,
За завтраком следующего дня Василий Лаврентьевич обратился к жене:
— Я хочу тебя попросить, Лизанька, об одном деле, для меня важном.
— Пожалуйста, я всегда рада тебе помочь, мой друг.
— Я тут письмо получил из Италии, от генерала Арендаренко, он просит меня забрать его домашнюю библиотеку, здесь оставленную.
Елизавета Афанасьевна побледнела, ничего не сказала. Василий Лаврентьевич, словно ничего не замечая, продолжал:
— Дело для музея важное, но справиться с ним, пожалуй, теперь, при моей занятости, не смогу. На холме обсерватории накопилось столько работы, что впору самому звать помощников. Разберись, пожалуйста, с книгами, — благо, ты в них лучше меня понимаешь.