– - Нет, Женя, он не политический,- Оксана достала из кармана ватника мятую пачку "Севера". - Саша человека убил. Нечаянно, но убил. Из-за меня.

Малахов окончательно сник. Сашка Журавлёв оставался в его памяти надёжным другом, которому не страшно доверить свою спину в бою, и Женька всегда сам, по-хорошему завидовал Сашке, потому что его жена была умницей и красавицей, и сам Сашка был первым парнем в полку, таким в которого были влюблены застенчивые телефонистки и разбитные продавщицы Торжеуцкого военторга. Да и должок был за Женькой - в то самое утро, в первом и последнем их совместном воздушном бою, когда в магазинах ШВАКов Женькиного И-шестнадцатого не осталось ни единого снаряда, Сашка Журавлёв в одиночку отбился от двух "мессеров". И когда Женька вывалился из кабины пылающего "ишачка", Сашка почти три минуты вертел на вертикалях звено стодевятых "мессершмиттов", не давая расстрелять его, беспомощно повисшего над землёй на натянутых парашютных стропах.

Должок за Женькой был. Величиной в целую жизнь.

– - Как же так? Оксана, как же так?- сбивчиво заговорил Малахов.
– Он же воевал, и хорошо воевал. Ему же "звёздочку" за Кёнигсберг дали.

Оксана подчёркнуто неторопливо закурила. В Женькиных сбивчивых словах кроме грубого непонятного сожаления, она услышала неумелую попытку оправдаться - немного наивную и совсем неумелую. Оксана затянулась горьким дымом и задумалась. Совсем не понимал Малахов этого мира, не понимал или не хотел понимать.

– - Сняли, Женя, "звёздочку",- равнодушно сказала она.
– И погоны, и ордена.... Всё сняли, а взамен десять лет. Вот как бывает Женя....

И будто страшась продолжения дальнейшего развития их разговора, тихо добавила:

– - Давай не будем про это, а?

Малахов не услышал её последних слов.

– - Из-за тебя?
– спросил он сдавленным, нехорошим голосом.
– Сашка убил из-за тебя?

Оксана курила, молча уставившись в грязный пол вагонного тамбура, в душе ругая себя, что не соврала Женьке. Её билет стоил слишком дорого. Но даже за эту цену не стоило говорить Малахову правду. Совсем не стоило.

– - Да,- кивнула Оксана.
– Из-за меня. Это я виновата. Ведь он в меня стрелял.

Её руки как от озноба мелко задрожали, и Оксана закашлялась, подавившись слезами и табачным дымом. Она едва сдерживала себя от желания закричать, захлёбываясь в слезах объяснить, в чём измеряется её виновность.

В том, что двадцатидвухлетней девчонке так хотелось жить?

Или в том интерн-литовец с грустными глазами указал ей лазейку из преисподней, совершенно не подозревая, куда ведёт этот путь. А вёл он в следующий, не менее страшный круг ада, где каждая прожитая минута становилась невыносимой пыткой только оттого, что ты жива. Был Малахов блаженным, потому что не ведал.

А Женька в ожидании её ответа торопливо рвал дрожащими пальцами картонку "Казбека", ломая пальцами толстые, тиснённые фальшивой позолотой папиросы.

– - Я не знаю, почему так всё получилось,- сказала Оксана.
– Я сама себя казнила, вешалась, да из петли вынули. Виноватая я, до самой гробовой доски виноватая, но ничего не изменишь. И выла б я, день и ночь выла бы, слезами горе выливала, да вовек мне прощения себе не выплакать.

– - В чём, в чём виновата? Объясни, не рви душу!

– - Что тебе объяснить? Всё уже быльём поросло, но... тянет назад, не пускает жить. Да и как мне жить со всем этим?!
– сказал Оксана, и поразилась фальши в будто не своём даже голосе.

– - С чем? Оксана, да о чём ты?

Малахов попытался обнять Оксану, но она рывком ушла в другой конец тамбура.

– - Хочешь знать?
– закричала она.

И не смогла сдержать слёз.... Малахов смотрел на неё - жалкую, захлёбывающуюся слезами, выронив на пол пачку папирос, не зная что ему делать. А Оксана рыдала не в силах остановиться и больше всего боялась не слов, которые вот-вот она скажет, а того, что сейчас в тамбур зайдёт проводник или кто-нибудь ещё.

А вагонные колёса продолжали стучать по рельсам, и этот дробный звук эхо пунктиром разносило по притихшей ночной тайге.

Кёнигсберг, апрель 1945 года

Весна пришла в Кёнигсберг как никогда рано.

Город, опустошённый жестокой осадой, встречал весну лёжа в руинах. Огненный шквал, до срока растопивший снег, бушуя на его улицах не пощадил ничего,- до основания были разрушены древние готические соборы, хранившие в памяти времена первых крестовых походов. В сожжённом городском парке, едва тлея, дымились громадные липы, а мутная вода Прегеля несла в своих потоках дохлую, глушенную взрывами, рыбу и чёрные бескозырки безусых кадетов "крингсмарине" . Пятнадцатилетние пацаны, которые тщётно пытались удержать аркбутаны северного форта, были поголовно вырезаны в рукопашном бою свирепыми десантниками из отдельного штрафного батальона морской пехоты.