Шрифт:
– - Steht auf !
– заорала Берта, и заключённые рывком поднялись с нар, образовав неровную шеренгу в центре барака. Следом за шарфюрером в помещение барака вошёл врач блока, высокий немолодой прибалтиец, который раз в неделю, вместе с главным врачом ревира проводил тщательный медицинский осмотр каждой из обитательниц десятого блока. Златку на такие осмотры приходилось водить под руки.
Врач стал за спиной шарфюрера, нервно стучавшего в пол носком начищенного сапожка. Берта зажгла верхнее освещение, и врач-прибалтиец небрежным кивком указал на Оксану, щурившуюся от яркого света "стоватток".
– - Neuzehnhunderteinundf"unfzig , - выкрикнула Адель Хорсманн и Оксана, ощущая остриё кольнувшего под ложечкой под ложечкой страха, послушно отозвалась:
– - Hier !
Оксана заученным движением сделала шаг вперёд, низко опустив голову. Сама по себе эта процедура не несла ничего страшного и повторялась на каждой поверке. Страшно было другое - вечерний "аппель" состоялся в десятом блоке четыре часа назад.
– - Kommt hier ,- приказала Адель, и барак замер, затаив дыхание. Огница, сжав, маленькие кулачки, прощально кивнула Оксане головой. Во всей штубе только у них были красные винкели, только у Оксаны он был "Ротармей" с чёрными буквами "SU" в красном треугольнике и это не давало никаких надежд.
Никаких надежд.
– - Auf liegen , - рявкнула шарфюрер Хорсманн и заключённые женщины опустились на нары. Она была порядочно пьяна, так что её качало почти при каждом движении.
Оксана вышла в коридор блока вслед за врачом-прибалтийцем, лихорадочно обдумывая, что бы всё это могло значить. Шарфюрер Хорсманн, проводив их тяжёлым недобрым взглядом, осталась в бараке.
– - Душ. Иди в душ, - тихо сказал врач. Он чётко говорил по-русски, с небольшим акцентом. Оксана беспрекословно повиновалась, застучав подошвами тяжёлых лагерных гольдцугов по бетонному полу коридора десятого блока. Она вздрогнула, когда прибалтиец за её спиной чиркнул спичкой. Ускорив шаг, она вошла в тёмную и холодную душевую, а врач-прибалтиец остался стоять в узком дверном проёме, так чтобы ему хорошо было видно весь коридор, залитый оранжевым электрическим светом.
– - Слушай меня внимательно, - понизив голос, сказал прибалтиец.
– У нас очень мало времени. Всё зависит от шарфюрера.
Он небрежно кивнул в сторону жилого помещения, где Адель Хорсманн, развлекалась, рявкая своё "liegen" и "steht auf". Сигаретный дым змейкой вытекал между его судорожно сведённых в кулак пальцев.
Оксана обескуражено замерла. Врач-прибалтиец никогда так раньше не разговаривал со своими подопечными, ограничиваясь короткими резкими командами, больше похожими на окрики: "сядь", "встань", "покажи зубы", "подними руки". Больше того врач десятого блока, Парацельс с эсэсовским значком в петлице куртки, просто не мог так разговаривать с ней - безликой заключённой номер девятнадцать-пятьдесят один.
– - Хочешь сигарету?- спросил прибалтиец.
Оксана отрицательно покачала головой, а прибалтиец сказал:
– - Не бойся, тебе ничего не угрожает. Я хочу тебе помочь.
Оксана как можно ниже опустила голову, разглядывая тупые носки своих деревянных башмаков, стандартной обуви в концентрационном лагере Равенсбрюк.
– - Завтра, на утренней поверке, рапортфюрер вызовет тебя в рабочую команду. Назначение будет на стандарт-карте розового цвета. Не пугайся - это назначение в Нацвейлер, фильтрационный лагерь. Там тебя зачислят во второй Фройленблок. Тебя стерилизуют, это болезненно, но придётся потерпеть. Доктор Клауберг хороший хирург, всё будет очень быстро. Потом тебя отправят по разнарядке - это уже вне моей компетенции.
Прибалтиец улыбнулся.
– - Не бойся, я ничего не потребую взамен. Я делаю это не из корыстных побуждений.
Оксана удивлённо подняла взгляд, посмотрев прибалтийцу в лицо. Врач-эсэсовец ожидавший увидеть в её взгляде благодарность едва не отшатнулся прочь - Оксана смотрела с отчаяньем на стоявшего перед ней высокого, уже начавшего седеть человека. Который раз в месяц вносил записи в карты гефтлингов и горе тому, чья карта оказывалась розовой. Про это знали уже все женщины в лагере, со страхом ожидая пресловутой карты цвета пелёнок новорожденных девочек.
– - Не бойся, стандарт-карта, розового цвета это не "Химмель-транспорт" - это рабочая команда.
Прибалтиец нервно мял сигарету, грустно и как-то виновато улыбаясь. Взгляд его светлых, почти бесцветных глаз с россыпью морщинок у век, случайно встретился с взглядом Оксаны - и она облизнула мгновенно пересохшие губы. Она не понимала причину откровений прибалтийца, и это было страшней всего. Путаясь в собственных мыслях, умирая от острого, почти животного страха, Оксана совершила смертный грех в пределах концлагеря Равенсбрюк, осмелившись заговорить с эсэсовцем без разрешения.
– - Я могу отказаться?
– спросила она, удивляясь собственной дерзости. Где-то совсем недалеко от неё гулко ухали нары от падения тридцати женских тел, отзывавшихся на Хорсманновское "лечь" и "встать". Хуже всего тем, кто занимал места в верхнем ярусе - им приходилось скатываться с полутораметровой высоты на цементный пол и чудо, если всё заканчивалось сбитыми локтями и коленками.
– - Да, ещё не поздно всё отменить. И это будет значить, что я потратил все усилия зря. Другого способа остаться в живых, нет - поэтому ты должна согласиться.