— А когда вы узнали, что в Лансдауне нашли скелет, вам не приходило в голову, что это останки Нади? Как офицер полиции, вы были обязаны помочь следствию.

— Знаю. И сообщить все, что мне известно, на всякий случай.

— Вы же работали со мной по делу об убийстве Руперта Хоупа.

— У меня мелькали подобные мысли, но я находил всевозможные причины отвертеться. В то время я не видел никакой связи и, поскольку остался работать в полиции Бристоля, старался уделять больше внимания другим делам.

Даймонд не стал тратить время на упреки.

— Вы слышали, что мы нашли конскую попону, волосы на которой соответствовали волоску, найденному вместе со скелетом? Руперт где-то разыскал эту нижнюю попону фирмы «Фил Дрейк». Вы не помните, была такая у Дельтаплана?

— Да, была, — вскинул голову Чез. — Ею он был укрыт в трейлере. Я сам его укрывал. Но откуда она взялась теперь?

— Этот вопрос я собирался задать вам. Мне нужна ваша помощь, Чез. Как думаете, что произошло той ночью?

— Должно быть, все случилось за час, с момента, как я оставил Надю у трейлера, и до той минуты, когда вернулся с отцом. Преступники собирались похитить лошадь, а Надя оказалась свидетельницей.

— Как по-вашему, каким образом была совершена кража?

— Думаю, конокрады завели Дельтаплана в трейлер, прицепленный к другой машине, скорее всего внедорожнику. Охранники обнаружили следы шин. Похитители могли покинуть территорию ипподрома еще до того, как основная масса зрителей начала разъезжаться. За этот час они успели далеко укатить. И Надю наверняка увезли с собой.

— Ее похоронили под деревом, — напомнил Даймонд. — А коня продали на подпольный конный завод — если прежний хозяин, сэр Колин Типпинг, прав. Он обвинил в случившемся вас с отцом?

— Он был потрясен. Еще бы — ведь он потерял больше миллиона прибыли! Сделка с шейхом Абдулом уже была согласована, оставалось лишь подписать бумаги.

— Отец винил вас?

— Вообще-то нет. Он корил самого себя за то, что не усилил меры безопасности. Ведь я строго следовал его инструкциям. И конечно, про Надю он так и не узнал.

— Много времени прошло, прежде чем улеглась шумиха?

— Несколько месяцев. Мне осточертело, что со мной обращаются как с мальчишкой. Я ушел из дома, сначала брался за любую работу, потом устроился в полицию. Теперь придется подавать в отставку, пока меня не вышвырнули с треском.

— На вашем месте я бы не торопился, — заметил Даймонд.

— Едем обратно через Лансдаун.

Пол Гилберт демонстративно вздохнул. Оказалось, что работать шофером Даймонда нелегко.

— Но это же большой крюк.

С таким крюком поездка затягивалась на лишних двадцать минут, но протесты были тщетны.

— Когда за рулем кто-то другой, мне лучше думается, — признался Даймонд. — Итак, мы знаем, что Руперт нашел конскую попону где-то на холмах. И у меня родилось новое предположение о том, где она могла храниться.

Вместо того чтобы двинуться домой напрямик, они свернули на старую дорогу. Маленькая «хонда» Гилберта старательно пыхтела, пока наконец впереди не показалось поле боя в Лансдауне.

— Остановиться здесь? — спросил Гилберт.

— Я скажу где. — Даймонд вновь задумался об информации, выуженной из календаря событий, который составила Ингеборг. Одна из первых записей, которые он прочел, просматривая текст на экране, не имела смысла. Раньше он не усматривал в этом ничего странного, считая, что запись к делу не относится, а теперь заинтересовался. Она была датирована началом 1991 года: Провал грунта на Лансдаун-роуд нарушил движение транспорта.

Провал в Лансдауне?

Они проехали мимо ипподрома и гольф-клуба. Впереди на расстоянии мили, как маяк посреди суши, торчала башня Уилльяма Бекфорда. Позолоченные чугунные колонны фонаря блестели в лучах заходящего солнца.

Они вышли из машины и остановились перед воротами, в нише которых коротал ночи несчастный Руперт Хоуп.

Даймонд снова заговорил:

— У вас есть фонарик?

— Ручной, в багажнике.

— Возьмите его с собой.

Каменные надгробия викторианского кладбища отбрасывали длинные тени и казались театральной декорацией в закатном сиянии. Гилберт мельком взглянул на крошащегося ангела с поднятой рукой. В конце дня здесь, на кладбище, было особенно неуютно.