Шрифт:
– Я могу записывать ваши чистосердечные показания?
– спросил Анатолий Васильевич.
– Пишите. И обязательно уточните, что подследственный Дынников охотно сотрудничает со следствием. Инициатором и главным исполнителем был Лютиков.
– А эти показания вы повторите на очной ставке?
– С кем?
– С Лютиковым, разумеется. Он сейчас в следственном изоляторе. Через час его привезут.
Дынников знал, что приятель успешно свалил на Украину, к родственникам. Даже если хохлы его задержали, так быстро выдать россиянам его не могли. Значит, следователь берет его на понт. Нет у них Лютикова. Никого не привезут через час...
– Конечно, повторю, - с плохо скрываемой радостью сказал Дынников.
– Записывайте.
Наремба достал из стола бланк и щелкнул авторучкой.
– Ваша фамилия, подследственный, имя и отчество?
– Сегодня суббота, гражданин начальник. Вам что, дома не сидится?
– Для вас я сделаю исключение... Кстати, где вы прячете денежные средства, украденные в "Федерале"?
Не тронув ни копейки из своей доли, Дынников положил их в стеклянную банку и закопал в городском саду. Чтобы выкопать через полгода или год и потратить в свое удовольствие.
– Как это - где?
– откровенно забавляясь, спросил он.
– Лютиков должен был вывезти бабки на Украину... Разве он вам это еще не рассказал?!
***
Мобильник зазвонил, когда Кислинский проезжал мимо Дома Офицеров. Инспекторов ГИБДД здесь не было, и Васька поднес телефон к уху.
– Цветочная улица, дом 18, квартира пять, - скороговоркой произнес собеседник.
– Понял тебя. Цветочная улица, дом 18, квартира пять...
Связь тут же прервалась. Кислинский развернулся на Пушкинском бульваре и поехал вниз, к Дону, где неподалеку от набережной находился "Старый причал". Штырь и Сява пили пиво. Кислинский подсел к ним и спросил:
– А где Витасик?
– В деревню уехал, к родственникам.
– Ладно, - сказал Кислинский.
– Двое - это тоже ничего. Шпалеры с собой?
– Обижаешь, - сказал Штырь.
– Допивайте и поехали. Жду в машине.
Через двадцать минут "ДЭУ эсперо" остановилась у кирпичной "хрущевки". Кислинский навинтил на пистолет глушитель, сунул "пушку" за пояс, вылез из салона и, шагая через ступеньку, поднялся на второй этаж.
Перед квартирой номер пять он остановился.
– Открой дверь, - приказал он Сяве.
Сява со всего размаха пнул ногой в районе дверного замка. Много ли ДСП надо? Короткий грохот прокатился по подъезду и стих, а бригада уже была в квартире.
– Не двигаться, суки!
– заорал Кислинский.
В квартире находились трое: парень лет тридцати, молодая женщина (не красавица, но ничего) и ребенок лет шести. Парень, свалив Штыря ударом ноги в живот, бросился к пиджаку, висящему на вешалке, но Сява догнал его и ударил пистолетом по голове. Парень упал.
– Дверь закройте плотнее, - распорядился Кисляк.
Сява вышел.
– Ты знаешь, кто я?
– спросил Васька, обращаясь к мужчине, лежащему на полу.
– Да.
– Тогда ты знаешь, почему я здесь. Кто тебе заказал Черного?
– Никто. Шерхан - мой брат. Двоюродный.
– Козел ты, а не брат. Шерхан за дело получил маслину. А ты за беспредельщика подписался. Придется ответить.
Ребенок вдруг громко заплакал.
– Заткни своего выблядка, - сказал Кислинский, не оборачиваясь. Женщина прижала сына к себе, бормоча что-то успокаивающе.
– Тебе эта сучка нравится?
– спросил Васька Штыря.
– Ничего, - был ответ.
– Тогда вые... её.
– Не, - сказал Штырь.
– У меня сегодня не сексуальный день.
– Тогда замочи.
– Не надо, прошу вас, - забормотала женщина, судорожно прижимая к себе сына.
– Я сделаю все, что вы захотите.
– Заткнись!
– сказал муж негромко.
Васька ударил его пистолетом по голове и приставил глушитель к коротко стриженному затылку.
– Ну, это можно, - сказал Штырь.
Он неторопливо взял с дивана атласную подушку, прижал к стволу и выстрелил. Женщина упала. Ребенок с ужасом уставился на мать и снова заплакал.
Вернулся Сява.
– Убери свидетеля, - приказал ему Кисляк.
– Без шума. Чеченского галстука хватит.
Сява усмехнулся и достал из кармана нож. Мальчик, громко рыдая, побежал на кухню.
– Стой, паскуда!
– закричал Сява, метнувшись следом.
Плач стих.
– Какой же ты мужик, - сказал Васька, - если свою семью защитить не смог?