— Мерзавцы, что они делают! — злился Карл. — Как они смеют отступать?!

Увы, драгуны «посмели», обжёгшись в короткой схватке, галопом помчаться назад к своей армии.

Гнев короля обрушился на драгунского полковника. Тот, зажимая рукой разрубленную щёку, оправдывался:

— Но это оказалась регулярная конница, ваше величество.

— Так в чём дело? Разве вы не командир регулярной армии? Смотрите, чёрт вас возьми, как это делается.

Король проскакал в голову Остроготского полка и, выхватив шпагу, крикнул:

— Солдаты, докажите вашему королю, что вы достойны его. За мной!

Два эскадрона лучшего полка армии помчались вслед за своим королём доказывать свою преданность венценосному командиру, свою непобедимость.

Однако и на этот раз русский отряд не обратился в бегство, а, наоборот, помчался навстречу шведам, растягивая крылья и охватывая ими кавалерию врага.

Карл был впереди и опытным глазом рубаки заранее наметил жертву, усатого широкоплечего кавалериста, мчавшегося прямо на короля.

Со звоном скрестились на полном скаку палаш русского и шпага короля. Вряд ли догадывался русский, на кого он обрушил свой удар, посмел поднять руку. Телохранители короля, скопом набросившиеся на него, тут же изрубили отважного конника.

Сеча началась. Жестокая и кровавая. Визг и скрежет железа, стоны, вскрики, ржание коней, хрипы сотен глоток — всё сплелось в единый неумолчный гул. Всё забылось бойцами — мать, родина, жизнь, всё устремилось у каждого в одно желание, в одну страсть — убить, убить, убить. Арифметика боя была проста: не убьёшь ты, убьют тебя.

Но если второй эскадрон Остороготского полка рассчитывал вступить в бой не сразу, а несколько позже и оттого даже не обнажал оружия, то расчёты сии здесь были опрокинуты. В считанные минуты полк был окружён, и в сражение принуждены были вступить оба эскадрона почти одновременно.

Битва в окружении, увы, не удваивает силы окружённых, напротив, способствует замешательству в их рядах, нередко переходящему в панику. Именно на это рассчитывал генерал Боур, приказав своим кавалеристам окружить шведские эскадроны и уничтожить.

Но паники не было. Шведы дрались с отчаянной храбростью и мужеством, видимо вдохновлённые присутствием любимого короля в их рядах.

Русские не знали о том, что сам король находится на поле брани, да и как было его узнать в пропылённом простом кафтане, в сапогах с налипшей засохшей грязью. От других этого бойца отличало лишь то, что многие, жертвуя собой, прикрывали его. К чести Карла надо сказать, что он сам не прятался, а кидался в любую свалку, великолепно управляясь с тяжёлой длинной шпагой.

Под ним убили коня, который, падая, едва не придавил своего седока. Оказавшись на земле, Карл вертелся юлой, отражая, казалось бы, смертельные выпады русских кавалеристов.

Он был бы давно убит, не заслоняй его преданные драгуны. Русские изрубили первый и второй эскадроны. Если б они знали, что среди уцелевшей горстки отбивается сам король Швеции, возможно, в этом бою и закончился бы поход новоявленного Александра Македонского.

Но и русским бой давался нелегко, они тоже потеряли много бойцов. Однако, чувствуя свой перевес над неприятелем, они дрались с таким воодушевлением, что когда со стороны шведов показалось большое подкрепление, ведомое адъютантом Хордом и генералом Розеншерном, им навстречу вымчался русский полк, уже опьяневший от рубки и крови и потому особенно страшный для врага.

Генерал-адъютант Хорд, скакавший впереди на выручку своему любимому королю, был с ходу разрублен сильным ударом палаша и умер мгновенно. Генерала Розеншерна тоже свалили одним из первых, проткнув ему живот.

Пётр I, уловив наметившийся перевес, пустил на фланги казаков с копьями. Те со свистом и визгом налетели на шведов.

Реншильд, видя, что армия вот-вот лишится короля, бросил на выручку ещё драгун, наказав командиру:

— Выручите его величество и немедля назад.

Лишь этой группе удалось оттеснить русских, захватить короля и умирающего Розеншерна и отойти, но и то лишь потому, что царь дал русским сигнал к отходу. Если бы он знал, что на поле король, возможно, поступил бы иначе.

Каприз Карла, его неожиданный и не оправданный обстоятельствами наскок на русских, обернулся шведской армии потерей двух лучших кавалерийских эскадронов и двух генералов.

Пётр I, как всегда кратко и ёмко, охарактеризовал этот бой: «Зело счастливая для нас партия учинилась».

Бригадира Фразера возмутило требование приставленного к нему капитана-советчика атаковать один из полков Любекера.