В зимнем саду прохладно и тихо. Спокойно.

Камео после рассказа своего принца тоже чувствует себя… застывшим. Наверное, не стоило просить его рассказывать.

— Ты ведь не считаешь, что я должен все это похерить своими руками после того, как ждал так долго? — спрашивает Аларик. Он выдыхает, и белый дым растворяется в воздухе.

— Не считаю, — тихо говорит жрец. — Но почему ты не пресек то, что происходило в розарии?

Принц улыбается и качает головой.

— Потому что в этом случае я не узнал бы правду. Моя лапушка сказала бы мне — я собиралась оттолкнуть эту суку. Конечно. Но меня убивало бы каждый последующий день осознание того, что возможно — не оттолкнула бы. Нет возможности ведь знать каждую ее мысль. Я должен был увидеть, какой выбор сделает Лидия. Способна ли она расставлять приоритеты.

— Надо признать, — жрец тихо смеется, — она сделала единственно верный выбор.

Аларик улыбается. Отворачиваясь, вновь выдыхает мертвый сладкий дым.

— Да. Моя девочка — умница.

Камео поднимается со скамьи и становится перед своим принцем, глядя в его лицо.

— Я подчиняюсь вашему мнению, Ваше Высочество. Я смотрю вашими глазами.

***

После обеда Аларик отлучился ненадолго по своим крайне важным государственным делам, а я поднялась в наши комнаты — побыть в одиночестве и поразмыслить над иными, не менее важными вещами.

Например, о здоровье Его Величества. Аларик сказал, что догадки орка — правда. Но как разрыв-трава отравила Илиаса? Где это произошло?

Когда супруг вернется, решила я, расспрошу его обо всем.

Но случилось так, что ждать мне не пришлось — король рассказал мне обо всем сам.

Его Величество сидит напротив меня, в кресле. Его неестественно ровная, плавная манера говорить несколько пугает меня, но он говорит — и отчего-то я хочу слушать.

Не только смерть возлюбленной сводила меня с ума болью, медленно говорит король. Медленно он меняет положение тела — теперь щиколотка правой ноги касается колена левой, — и я смотрю на узкие, обитые металлом носы его сапог.

Это произошло в мире веров, в тот самый день, когда убили Мирабеллу. Я видел, как летят в мое лицо семена разрыв-травы, говорит Илиас, но уклониться не смог. Хер его знает, почему, задумчиво добавляет король.

А я вот я, кажется, догадываюсь. Некоторые вещи предопределены, как считает мой супруг.

Разрыв-трава отравляет мое тело. Отравляет слабостью, говорит король.

Несколько мгновений молчания.

Сумасшествием, добавляет Его Величество, решив, по всей видимости, быть предельно откровенным. Именно поэтому я убил всех тех, чьи жизни послужили выкупом на жизнь моей женщины.

Король смотрит в мои глаза и неожиданно мягко и искренне улыбается.

Впрочем, если бы я был здоров, различие состояло бы лишь в степени мучительности этих смертей, говорит Илиас.

Каково это — знать, что над тобой висит меч, но не знать, когда он отрубит твою голову? Я не спрашиваю, что помогает Илиасу преодолевать это — ибо знаю ответ.

Как знаю и мнение матушки о весе слов орка. Я попросила ее помощи, дабы установить истину, и она слышала его голос в моих мыслях, и чаши весов говорят — он не лжет.

Я не желаю, чтобы король ждал избавления еще хоть сколько-нибудь. Он же не хочет, чтобы я пускала по его венам наркотический холод. К боли ему не привыкать, а подобные моменты нужно ощущать во всей их полноте.

Теперь, когда король открыт, я вижу это — плотность нитей воздуха очень нестабильна. Что же, пора исправить это.

Белые стены лазарета. Тишина, пропахшая сухими травами. Остроконечный скальпель с изысканной жестокостью чертит узкую глубокую рану ниже ребер короля, слева. Я кладу камень возле пореза — и Илиас, ничем до того не выдавший своих ощущений, бледнеет. Но не просит прекратить.

Королева сидит на кушетке в углу операционной, выпрямившись болезненно-безупречно, и молча кусает губы до крови. Но я уверена, что своих ран она не замечает.

Кровь же Илиаса жжет мне руки, будто ледяная вода, даже сквозь специальные перчатки. С током этой крови, будто спящие чудовища из глубины — не разбудить бы — поднимаются черные семена. Притянутые силой камня, они исчезают в невидимых почти трещинах.

Мирабелла опирается на стену и закрывает глаза. Я вижу, как она улыбается.

— Все, — тихо говорит Его Величество.

Ни единого не осталось.

Стежок. Еще один. И еще. Я накладываю повязку, и выдыхаю наконец.

Когда все закончено, Илиас подносит к губам мою руку. Мирабелла же, не говоря ни слова, крепко сжимает меня в объятиях.

Камень будет находиться в надежном хранилище. Как напоминание о том, что могут двое влюбленных вместе.

***

Когда Аларик возвратился, я сидела на кровати, закрыв глаза и пытаясь успокоиться. Я чувствовала, будто кровь короля вновь касается моей кожи сквозь перчатки, чей материал белый, как молоко.