— Это не доброта. — Кейтилин вдруг услышала в своём тоне порицание. — Боги не убивают из доброты.

— Назвала бы ты добротой, если боги пощадили бы её, в то время как дети её погибли? — спросила Лианна со слезящимися глазами. Кейтилин молчала. — Не думаю. Вместо этого она со своими детьми и родителями где-то на небесах, избавленная от всех земный болей. Я не единожды желала умереть, Кейтилин. — Это откровение покоробило её; никогда в её короткой жизни такие мысли не приходили ей в голову. Даже в самые тёмные дни она не задумывалась о смерти. Слышать Лианну — королеву, любимую сестру — объявляющую такое, было пугающе. — В смерти я смогу извиниться перед теми, кто пострадал от меня. Сначала перед отцом, потом перед братом, затем — перед Элией.

— Вы не должны говорить такое, Лианна, — сдавленным голосом предостерегла её Кейтилин, одолеваемая своими суевериями.

— Тебе не следует беспокоиться. Боги убивают тех, кого любят, чтобы избавить их от дальнейших страданий; меня они не любят. Кроме того… — Её взгляд блуждал где-то за Кейтилин. — У меня есть сын, ради которого я должна жить. Я никому не могу доверить его защиту. Не сомневаюсь, что ты понимаешь меня. — Кейтилин кивнула; её дети были её жизнью. Она бы убила за них, и Лианна, вне сомнения, тоже. — Убеждаю — не жалей меня, Кейтилин.

— Я не могу ничего с собой поделать, — прошептала Кейтилин, подходя к ней. Она села напротив неё на кровать и взяла её маленькие холодные руки. — Я годами говорила себе, что Вы заслуживаете наказания, но это ещё не всё.

— Что ещё? — спросила Лианна, нахмурив брови.

— Вы до сих пор его любите, — сказала Кейтилин, сжимая её пальцы. — Любите, не так ли? — Королева была увлечена, что бы заметить, как каждый раз, когда она произносила имя Рейгара, лишь на треть это было с презрением, но на две трети — с нежностью. А как иначе? Король был единственным спутником Лианны на протяжении нескольких лет. Кейтилин могла только смутно представлять себе, что произошло между ними — двумя влюблёнными, которыми они не должны были быть, но, несмотря на это, притянутыми друг к другу.

Лианна отвернулась, пряча глаза и тем подтверждая представление Кейтилин.

— Люблю я его или нет — это к делу не относится. Сейчас я живу для своего сына.

— Но что Вы будете делать, когда вернётесь к нему? Будете изображать любовь? — спросила её Кейтилин, расширив глаза. — В то время как Вашей компании в Винтерфелле всегда рады, Вы, конечно, должны знать, что Вам придётся вернуться к нему.

— Я не знаю, что я буду делать, — призналась Лианна. — Я приехала сюда передохнуть, ибо меня измучили тревоги. Я не доверяю Королевской Гавани, я не доверяю Серсее Ланнистер и я не могу вынести мысли, что Рейгар сейчас с другой. Я просыпаюсь по ночам и прижимаю сына к груди, ибо боюсь за его безопасность после моего возвращения. Но что я могу сделать? Какой у меня есть выбор? — В её голосе слышалось отчаяние, близкое к призыву о помощи.

— Он не освободит Вас от ваших клятв? — нерешительно спросила Кейтилин.

— Я уже предлагала. Он удерживает меня, потому что я нужна ему. Знаю, это прозвучит безумным, но в его сердце ещё есть любовь ко мне.

— Как Вы можете говорить, что он любит Вас, когда он заменил Вас, — сказала Кейтилин, ободрённая их откровенным до сей поры разговором. — Серсея не любовница, Лианна. Она — жена, как и Вы.

— В этом она коварна, — прошипела Лианна. — Она так долго хотела его. Я не сомневаюсь, что она спланировала свой путь к нему в постель, хоть у меня и нет никаких доказательств. — Она махнула рукой, отстраняя эту тему. — Это не имеет особого значения. Когда я вернусь, я займусь тем, что обеспечу выживание моего сына.

— А как же амбиции Ланнистеров? Им не нужны претензии Вашего сына на трон. — Они уже зашли далеко, и захотят ещё больше, вне сомнений. Кейтилин вспомнились усталые вздохи и проклятия её отца из-за безжалостного разграбления Ланнистерами их лагерей после победы Рейгара на Трезубце. «Они не остановятся», бормотал отец, думая, что никто не слышит.

— Я бы сказала, что им нужно. Я не хочу, чтобы Джон был королём. Я хочу только, чтобы он жил.

— Король настолько любит Серсею, что может отказаться от претензий Джона? — Лианна молчала, что-то скрывая. — Ваше Величество? — переспросила Кейтилин, сжав её пальцы.

— Рейгар хотел меня только потому, что я могла принести ему сына. Он называл Джона принцем, что был обещан. Он мечтал возвести его на трон.

— Я не понимаю, — пробормотала Кейтилин. — Вы дали ему это. Почему он женился на Серсее?

— Он требует больше наследников. Как-то он рассказал мне пророчество — причину, по которой он нуждался в Джоне. Я не поняла его тогда, не понимаю и сейчас. — Её голос начал искажаться чем-то средним между гневом и печалью. — Возможно, всё это было ложью, Кейтилин, я не знаю. Он лгал мне, говоря, что любит меня. Он не любил меня. Пока я не забеременела и не почувствовала, что он на самом деле любит. Мне не удалось сделать этого снова, и, таким образом, его внимание перешло на другое. Думаю, я буду ему не нужна, когда Серсея даст ему детей, которых он так хочет. Но я не могу отпустить его. Я должна притворяться. Должна терпеть. Жизнь моего сына в моих руках. Это весьма серьёзно.

— Согласна, Ваше Величество, — наклонила голову Кейтилин, закусив губу и размышляя над этим вопросом. Она всегда была осведомлена о политике с самой юности, отлично зная, что её девственность, её добродетель были инструментами, которые будут использоваться при ведении переговоров для создания союза. Она принимала, что выйдет замуж не по любви, а из соображений выгоды. Но Лианна вышла замуж из любви к своему королю, пусть поначалу и односторонней. Теперь же появилась вторая королева; союз, образованный из честолюбия, но могущий поставить под угрозу плод первого. Это не то, к чему Кейтилин привыкла. Она всегда ожидала от Неда, что он будет защищать её до последнего вздоха, ведь она была у него одна и только одна. Его ухаживания и чувства с самого начала были только для неё. Не было никакой конкуренции, каковая, несомненно, возникнет между Лианной и Серсеей. У неё же не было никакой необходимости беспокоиться о претензиях и преемственности.