Я поменялся, поменялась и моя жизнь.

— Тэхен!

Кто-то со всей силы хлопнул меня по спине, и я обернулся. Передо мной стоял повзрослевший, еще больше возмужавший Чон Чонгук. Мы не виделись почти год. Так как я переехал жить в Нью-Йорк, а он обратно в Сеул, наши встречи не были столь частыми, как хотелось бы, но мы хватались за любую возможность, чтобы увидеться. Он работал татуировщиком. Гук стал таким профессионалом, что открыл собственный салон, в который приходили не только простые люди, но и знаменитости. Мой лучший друг не был обделен талантом и делал поистине стоящие вещи.

— Гук! Я знал, что ты приедешь, — счастливо улыбаясь, я обнял его крепко-крепко, стискивая беднягу в своих руках. — Как же я скучал, чертяга!

— Я тоже рад тебя видеть, дружище, — кряхтя, Чонгук освободился от моих тисков и отошел на шаг назад, чтобы поздороваться с Момо и внимательно рассмотреть мою дочь. — Какая красавица Моника. Глазки мамины, а вот нос папин. Даже такая же родинка, как у тебя, Тэ. Она подросла. Когда мы в последний раз виделись, она была ниже. Совсем невеста.

— Вот родишь сына, и будет невеста, — подмигнув дочери, я глянул на Гука. — Ну что, как у тебя на личном? Обзавелся гаремом?

— Нет, я наконец-то встретил ту самую единственную, — Чонгук гордо заулыбался, а моя жена радостно хлопнула в ладоши. — Кэтрин Льюис. Слышали о такой? Она давала концерт у нас в Сеуле и как-то вечерком заглянула ко мне в салон, чтобы набить тату. Так мы и познакомились.

Только глухой или ленивый не слышал о Кэтрин Льюис. Молодая, по-настоящему талантливая певица, покорившая не только Америку, но и добрую половину всего земного шара. У нее был выдающийся голос, от которого мурашки бегали по всему телу. Я сам слышал пару ее песен и остался полностью доволен.

— Да ты что? — я округлил глаза и засмеялся, параллельно обнимая любимую жену. — Кэтрин Льюис твоя девушка?!

— Невеста, — тихо поправил меня Гук, загадочно улыбаясь. — Ну, почти невеста… Сегодня я хочу сделать ей предложение.

— А где она сама? Почему не пришла? — спросила Момо.

— У нее репетиция, скоро концерт. Кэт очень расстроилась, что не смогла прийти, она так хотела познакомиться с вами. Я ей столько про вас рассказывал! Но ничего, у нас впереди целая жизнь, верно?

— Верно, — положив руку на плечо Чонгука, я улыбнулся ему, и мы еще раз обнялись.

Когда меня вызвали на сцену, чтобы я смог рассказать побольше о своей деятельности и пока что не готовом полностью препарате, меня пробила дрожь во всем теле. Я нервничал, но старательно скрывал обрушившийся шквал эмоций в себе. Взглянув на жену и дочь, я улыбнулся им, ощущая их незаменимую поддержку и любовь, и под аплодисменты поднялся к деревянной трибуне, на которой были установлены микрофоны.

Со сцены в зал смотреть было удобнее, но невероятно страшно. Я видел кучу лиц, кучу людей — знакомых и незнакомых: вот моя семья, любимая Момо и маленькая Моника, вот Чонгук в кожаной куртке, из-под которой виднелись татуировки собственного производства, вот доктор Гейз, который стал не только моим наставником, но и близким другом, вот моя тетя, которая, как всегда, опоздала (она приехала одна, без мужа)…

Отец так и не появился в моей жизни. Я совершал попытки сближения с ним, но ему ничего не было нужно — отцу вполне хватало пары банок пива и кабельного ТВ. Когда родилась Моника, я решил познакомить ее с дедушкой, но увидев, что творилось у него в доме, идея моментально отпала. Слава Богу, что родители Момо оказались добрейшими и интеллигентными людьми, которые радушно приняли и своего зятя, и крошку-внучку.

Что стало с Джеймсом и его сыновьями, я не знал. Последний раз я видел их в зале суда, когда давал свидетельские показания насчет убийства Саманты Чандлер. Джеймсу грозил приличный срок, а вот Джону и Ричарду — поменьше, они шли как соучастники. Я был счастлив, что виновные понесли заслуженное наказание, но какой ценой оно стоило…

Ходили слухи, что Эмбер сразу после школы выскочила замуж за французского бизнесмена и укатила с ним прямиком в Париж, даже не получив высшего образования. И почему я не был удивлен? Когда-то, пару лет назад, Чонгук рассказывал, что она появлялась на обложках глянцевых журналов в качестве модели, и даже показывал мне их. Эмбер почти не изменилась: все те же широко распахнутые глаза, стройная фигура, взгляд самоуверенной тигрицы, только вот губы стали еще больше — пластическая хирургия творит чудеса. Мне было так странно смотреть на нее… Когда-то эта девушка сходила по мне с ума, а теперь щеголяет по всем подиумам Парижа и наверняка уже не помнит, кто такой Ким Тэхен.

Желание жениться на Момо пришло ко мне не сразу. Как я уверял еще в школе, если бы я и захотел обзавестись постоянной спутницей, то ею стала бы добрая, воспитанная Момо. После смерти Моники Чандлер я долго не мог вернуться в привычную жизнь, ходил посеревший, молчаливый и хмурый, как осенняя туча. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы прийти в себя, забыть про горькие слезы и снова улыбаться. Момо, на мое удивление, оказала нужную поддержку, она была рядом всегда, и через три года после выпускного я сделал ей предложение. У нас родилась прелестная дочь, над именем которой мы не стали долго думать. Я был благодарен Момо за ее женскую мудрость и понимание. Моя жена оказалась святой, и я не боялся столь громких слов.