– И что вы собираетесь делать теперь?

Блэк улыбнулся, и в улыбке его было тягучее как сливочная помадка предвкушение.

– Найти крестражи, разумеется. Но кроме того, – он помедлил, в глазах мелькнуло нескрываемое торжество. – Мы вытащим Сириуса из Арки смерти.

9

Дом оживал. Навощеный пол в библиотеке сверкал, ряды книг, выстроенных на полках как солдаты на параде, щеголяли блестящими корешками, а оплывшие свечи в канделябрах вовремя заменялись свежими.

Блэк тенью скользил по коридорам – целеустремленный, сосредоточенный, он имел вид очень занятого человека – и Гарри не докучал ему. Писал подробные, обстоятельные письма друзьям, которые не мог отправить: Блэк обновил обветшавшие защитные чары, наложенные его отцом, и добавил поверх новые. Оплел дом заклинаниями как паук сетью.

Блэк оставался на ночь в доме, и Гарри сказал ему спасибо за чувство неодиночества, если бы не злился. Вынужденное заключение заставляло взрываться по пустякам и громко хлопать дверьми – просто, чтобы нарушить тишину. Теперь понимал, каково было Сириусу, и накручивал себя непрерывно, виня Дамблдора, Волдеморта и самого себя – не доглядел, не обратил внимания, не уберег. Думать с такой позиции – словно это Сириус – подросток, а он, Гарри, взрослый, было неразумно. Но он ничего не мог поделать.

Днем Блэк исчезал – отправлялся ли в Хогвартс или к своей семье, Гарри не знал – и появлялся, когда небо меняло тона под вечер. И всегда с порога сбрасывал как змея – кожу, маскировочные чары. Становился Регулусом Блэком.

Он оставлял на кухонном столе свежие продукты, ветхие пергаменты и свитки, перевязанные задубевшей бечевой – по негласному уговору все рукописное и печатное, что приносил Блэк, Гарри следовало прочитать до завтрашнего дня. Наутро документы исчезали.

До полуночи Блэк работал в библиотеке, а однажды бодрствовал до рассвета – Гарри, позевывая и шлепая босыми пятками, спустился попить воды, а Блэк стоял, прижимаясь лбом к портрету Вальбурги, и вцепившись побелевшими пальцами в раму. Зрелище было личным, почти интимным – Блэк сдавленно шептал «прости», уткнувшись в холст, повторял как молитву, как мантру.

Женщина, изображенная на картине, молчала – и у Гарри сжалось сердце. Вальбурга не умела прощать. Даже собственных детей. Особенно их.

За окном все пылало розовым и багряным – как зарево от пожара, когда Гарри откинулся в кресле, разминая затекшую шею и плечи, и широко зевнул. Отодвинул очередной – за неполную неделю, проведенную в доме, он пролистал их с дюжину – фолиант. Книги, посвященные некромантии, шли особенно туго – их читать было физически противно. Те, в которых упоминалась Арка смерти, нравились больше.

Он потянулся, покрутил головой, прогнулся в спине – позвоночник болел от долгого неподвижного сидения, и расслабленно откинулся на спинку кресла. Поясницу прострелило болью.

– Не составите ли мне компанию за ужином, мистер Поттер?

Блэк стоял в дверях – мантия перекинута через согнутый локоть, на влажных волосах – крупные снежные хлопья. Гарри поднялся. Ужин с Блэком стал не менее привычным ритуалом, чем сидение в библиотеке с четырех до одиннадцати.

Овощное рагу Гарри готовил сам – Блэк, отставив в сторону опустевшую тарелку, отметил его кулинарные таланты тем неизменно вежливым тоном, который может скрывать и похвалу, и осуждение. Плеснул кипятка в чашки, придвинул одну Гарри, себе взял другую. Взглядом указал на заварочный чайник. Сахар он не любил и не покупал, а Гарри не просил.

Гарри, соскучившийся по общению и настроенный на диалог, уткнулся в свежую газету, прикидывая как завязать разговор. «Пророк» Блэк приносил ежедневно, не то желая держать Гарри в курсе происходящего, не то движимый своими неведомыми целями.

– Вы много пьете, – сказал Гарри, пробегая взглядом передовицу. Перелистнул страницы – о захвате Министерства магии сторонниками Волдеморта он знал, особенностями размножения овец породы «золотое руно» не интересовался, а в разделе «погибшие и пропавшие без вести» не упоминалось знакомых имен – и Гарри почувствовал облегчение.

Блэк продолжал потягивать чай.

– Это расслабляет. Мой образ жизни не позволял долго оставаться на одном месте, условий для неспешного чаепития было немного. Так что я научился ценить эти… мелкие радости, напоминающие о прошлом.

Гарри принюхался. Ромашка. И что-то из общеукрепляющих – мадам Помфри давала их во время частых визитов Гарри в Больничное крыло. Он не впервые подумал об обстоятельствах, при которых Блэк получил свои шрамы. Спрашивать не стал – эта тема была из области запретных. Притворился, что читает заметку, посвященную размножению книзлов в неволе, но посматривал на Блэка – в профиль тот очень походил на своего брата. Гарри без колебаний променял бы час беседы с Регулусом на минуту молчания с Сириусом.

Находиться в одной комнате с Регулусом было странно. С ним вообще было странно. Не весело, как с Сириусом. Не спокойно, как с Люпином. Не легко как с Роном и Гермионой, не тепло как с миссис Уизли… Можно было говорить прямо и без экивоков, но внятного ответа добиться не проще, чем определить роль Блэка в жизни Гарри. В нем не осталось ни пылкости, ни яростной преданности, только спокойная усталость много повидавшего человека – ничего общего с подростком, верящим в правоту лозунгов, провозглашенных его кумиром. Теперешний Регулус Блэк не склонен был выбирать себе обьект для подражания – это сбивало с толку, Гарри считал, что всегда должен существовать тот, кем ты восхищаешься.