Армия Дамблдора втайне собиралась по вечерам в пустующих классах. Гарри не сомневался, что директор прекрасно осведомлен об этих встречах, но смотрит сквозь пальцы на откровенные нарушения.

Надежды на лучшего преподавателя оказались тщетными – Кэрроу вцепился в свою должность как голодный пес в кость – и наотрез отказался уходить, тем более что формально поводов для увольнения не было: учебный материал он выдавал исправно, но что куда важнее – был ставленником Волдеморта.

Серия небезобидных, а нередко и жестоких шуток четверых членов Армии Дамблдора в отношении Кэрроу служила темой долгих пересудов в гостиных факультов ровно до тех пор пока виновников не поймал за очередной проделкой Снейп. После строгого внушения, сделанного директором – он продержал учеников в своем кабинете полчаса и при этом так выразительно молчал, что у одного из учеников едва не случилась случилась истерика, – квартет был отправлен на месяц к Филчу. Луна восприняла отработки с обычным спокойствием, Невилл – с молчаливым бешенством, а Энтони – с тихой злобой. Гарри тер кубки содой и вспоминал Снейпа почти с теплотой. Телесные наказания тот не применял, по крайней мере.

***

Метлы они оставили прямо перед завалом, за которым находился зал с колоннами и – Гарри вздрогнул от этой мысли – скелет василиска.

– Ты там застрял? – громкий шепот Невилла отразился от стен и вернулся искаженным эхом.

– Нет, – отозвался Гарри, подтягиваясь на руках, чтобы не ободрать спину об острые камни. Свет впереди – тусклый, словно огонек «Люмоса» был придавлен гранитным массивом над ними – мигнул и погас. Что-то зашуршало, а потом раздался дробный перестук – так сдвигаются пласты насыпи. Еще один обвал был бы сейчас очень некстати.

– Ты в порядке? – неуверенно добавил Гарри, силясь разглядеть силуэт Невилла. Камни под опорной рукой задрожали, и Гарри перенес вес тела на другую. Дышать с каждым шагом – или как назвать это карабканье по щерящейся сколами щебенке? – становилось все труднее. Воздух был спертым и тяжелым как в старой шахте.

Свет вновь зажегся – еще более рассеянный и бледный. Палочку Невилла сломали два дня назад, и Гарри отдал ему свою – Невилл сам вызвался идти первым, руководствуясь указаниями Гарри. В любом случае сбиться с пути в тоннеле, не имеющем ответвлений, было сложно.

– Я просто выронил палочку, – лицо Невилла было похоже на хэллоуинскую маску – белый череп на фоне сплошной черноты. Гарри испугался сравнения. – Нам еще долго идти? – Невилл отошел в тень и наваждение исчезло. – Не нарваться бы на побудку.

Внеплановый обыск спален – еще одна инициатива Кэрроу – случался едва ли не каждую ночь. И невыспавшимися на уроки приходили чаще всего гриффиндорцы.

– Тогда давай поторопимся, – Гарри выбрался на открытое пространство и потер ушибленную коленку, радуясь, что в темноте не видно как он гримасничает от боли. Он не планировал втягивать Невилла – тот, прилипчивый как репей,– пожелал узнать, что «Рон» делает в коридоре после отбоя. Можно было соврать и сбежать под благовидным предлогом росписи стен антипожирательскими лозунгами, но Гарри стало стыдно – он и без того заврался – и себе и другим. Надоело. Говорить правду – пусть и не всю – оказалось до странности приятно.

*

– Не думал, что это место такое… Безнадежное. – Невилл остановился и, задрав голову, рассматривал статую Салазара Слизерина. – Какому нормальному человеку взбредет в голову хоронить себя в подземелье? Пусть даже в виде статуи.

Гарри пожал плечами. Он не очень-то понимал, зачем Слизерин устроил себе памятник там, куда забрести могли лишь его потомки. Не вязалось это с самоуверенным гордецом из легенд. Хотя кто доищется истины спустя тысячу лет?

За три года яд стал темно-янтарным и вязким как клейковина. Регулус говорил, что пройдет еще поколение – и тот закаменеет, станет алмазно-твердым – и почти бесполезным. Подозрения снова шевельнулись клубком змей: Регулус слишком много знал о вещах, давно утерянных или забытых. Он утверждал, что яд василиска поможет уничтожить крестражи, но Гарри не знал, стоит ли ему верить.

Пахнуло разложением – слабо, но ощутимо: вентиляцию строили на века, как и сам Хогвартс. Невилл, а вслед за ним и Гарри, шагнули на каменную тропу, вьющуюся среди искусственных прудов – и запах усилился, тошнотворно сладкий как подгнившие фрукты.

Кости, обтянутые высохшей шкурой – огромной как накидка великана, – белели в полумраке. Стены сочились влагой, плесень скрывала всю правую сторону лица Салазара, и он казался пораженным лишаем. Гарри сглотнул.

Опустился на корточки перед трещиной, которая словно сочилась желтым гноем, и принялся распаковывать сумку. Невилл постоял рядом, заглядывая ему через плечо, а потом медленно двинулся дальше, обходя тушу василиска неровным полукругом.

Стеклянными палочками, расплющенными на конце как стило, собирать было неудобно, но увы – яд василиска растворял металл как бумагу, а вот предметы, имеющие в составе кремний и углерод – Регулус обьяснял принцип, но Гарри не слушал – нет.

Гарри закупорил первую колбу и размял чуть подрагивающие от напряжения пальцы, прежде чем закинуть удочку:

– Не жалеешь? – он присоединил полную колбу к череде пустых в держателе.

Невилл сделал вид, что не услышал. Гарри и сам не знал, что ответил бы на такой провокационный вопрос. У него не было ни единого шанса избежать участия в войне, но у Невилла была возможность устраниться – и не только у него. Неслучившийся герой пророчества никому не интересен, пока не создает проблем властьпредержащим.

– Как думаешь, с Гарри все в порядке? – пришлось зайти с другого бока. Но Невилл настроен был незыблемо.

– Не знаю, – буркнул он, пиная мелкую – фута три длиной – кость, выпирающую сквозь прореху в шкуре. Сухие чушуйки захрустели под ногой. – Но если его схватили, мы бы знали.

Война изменила Невилла, обточила как скульптор – кусок породы, стесав все лишнее, наносное. Человечное. Иногда Гарри думал, что в этом есть и его вина – он словом и делом показывал остальным, что палачей не прощают. И за ним шли – сначала ведомые злостью, а после – поглощенные тем чувством общности, какое возникает у людей, сплоченных кажущейся значительной идеей. Гарри уступил Невиллу, потому что полагал: в качестве лидера Армии тот сумеет образумить учеников, не даст им в безрассудном стремлении отомстить уподобиться Пожирателям. Он ошибся.