Гарри уперся ладонью в твердую, скованную морозами землю, чувствуя, как течет сквозь пальцы, к запястьям, через локти к предплечьям, достигает сердца холод. На мгновение вновь почувствовал себя тем, кем не был, не мог, не должен быть – Нагини. Потом ощущение щекочущей гладкую чешую руки пропало. Пришла мысль – ясная и простая.

– Докажите, что вы тот, за кого себя выдавали.

Лайелл шумно выдохнул. Кажется, если бы не абсурдность ситуации, он бы засмеялся.

– Каким образом я способен разубедить вас?

В голове было пусто как в сухом орехе. Спросить, когда сын Лайелла выпустился из Хогвартса? Эти информацию проверить невозможно. Назвать Волдеморта по имени и посмотреть, как Лайелл отреагирует? Придется выйти на открытое пространство.

– Вызовите патронуса.

Неторопливо текли вязкие как смола секунды. Гарри стал отползать вдоль стены, оглядываясь, чтобы не пропустить Лайелла, если тот решит аппарировать и зайти с тыла. Серебристое облачко вырвалось через разбитое окно, соткалось в призрачного терьера, который опустился на жухлую траву, покрутился, маша обрубком хвоста и коротко вопросительно тявкнул.

Инициалы на потрепанном, перетянутом веревками чемодане – виденые давно, почти тысячу? или всего три года? назад; и такие же – на свитере сына Лайелла. Клетка в подвале. «… стыдился своей болезни…». Гарри глубоко вздохнул и поднялся во весь рост. Двум смертям не бывать, одна настигнет рано или поздно.

Он выставил вперед руку с белым платком – тогда, на складе, Гарри машинально сунул платок в карман; а потом позабыл отдать владельцу, так стремительно все закружилось: Гермиона, крестраж, неловкий разговор. Гарри и не вспоминал о клочке ткани, на котором чьи-то заботливые руки вышили «Р. Д. Л.» Впрочем, теперь он догадывался, чьи.

Лайелл приоткрыл дверь – нешироко, не подставлясь.

– Если вы действительно Лайелл Люпин, нам лучше уйти отсюда, – сказал Гарри.

***

Пришел в себя, стоя на коленях в ледяной грязи. Лайелл помог подняться; Гарри отряхнул изгвазданные брюки – только руки вымазал, – вытер ладони о куртку. Лайелл аппарировал в старую часть Лондона; крыши четырехэтажных домов почти смыкались над головой, на балконах, прилепившихся к стенам подобно ласточкиным гнездам, сушилось выстиранное белье. Проулок оканчивался тупиком, стеной свежей кирпичной кладки. Мусорные баки у дальней стены опорожняли, видимо, утром, а в этот час они вновь были полны.

– На задворках Лютного нас ни авроры не найдут, ни Пожиратели, – сказал Лайелл, оценив кислое выражение лица Гарри. – Есть у меня один знакомый, обязанный нашему отделу. Он вас спрячет на пару дней.

Лайелл отправился вперед, показывая дорогу – фонари здесь не горели, и видеть что-либо в сгущающейся темноте становилось затруднительно; Элиза не разрешила взять себя за руку, но послушно шла за Гарри, шлепая прохудившимися ботинками по мутным лужам.

Когда проходили мимо кучи отбросов, под ноги кинулась крупная серая крыса, с изъеденной паршей шерстью. Лайелл запустил в нее заклинанием.

Идти было недалеко. Очередной дом с покосившимся крыльцом и окнами-бойницами, ничем не отличался от соседних, однако Лайелл с безошибочной точностью человека, знакомого со здешними лабиринтами, миновал подьезд и стал подниматься по крутой лестнице. Пахло известью и кошачьей мочой. На третьем этаже свернул в похожий на кишку коридор, соединяющий этот дом с соседними; прошел насквозь еще с полквартала, следуя приходливым изгибам нырявшего то вверх, то вниз коридора, и остановился перед выкрашенной светлой краской дверью. Удивительно неуместной в таком месте.

Гарри окутало сладкое душное облако ароматов, пробивающихся из-за щели под дверью. Лайелл отбил по дереву условный стук – так быстро, что Гарри не запомнил комбинацию.

Послышались шаги и грохот – такие звуки сопровождают двиганье тяжестей; дверь распахнулась. Гарри выбрался на свет, вытягивая за собой Элизу, и заморгал. Ярко-красные лучи преломлялись в стеклах и длинными полосами ложились на пол комнаты-теплицы. Стол уставлен был кадками с незнакомыми растениями; мясистые фиолетовые листья их слегка покачивались.

– Нечасто к нам забредают такие гости, – сказал очень знакомый голос. И Гарри взглянул в глаза Регулусу Блэку.

*

Элизу отправили спать, а Лайелл устроившийся за столом, устало подперев голову рукой, рассказывал Регулусу и его жене о череде злоключений, приведшей его сюда. Энид, плетущая из бесцветных и прочных как капроновая леска нитей, плащ, внимательно слушала, не отрываясь от работы.

Фото на туалетном столике невольно притягивало взгляд. Круглые исцарапанные коленки, шрам над левой бровью, черные волосы, четко очерченный упрямый рот. Пятьдесят фунтов чистого родительского счастья…