– Ну вот что тебе стоило всех убить? Я же просил!

Вероника тем временем положила автоматы на водительское сиденье.

– Микрофон все еще работает, - сообщила она.

– Ну так выключи его и давай поговорим о кишках!
– поморщился Джеронимо.

– Нет. Сейчас мы выйдем наружу с высоко поднятыми руками и сделаем все, что нам скажут. И будем надеяться, что нас оставят в живых.

Джеронимо сплюнул. Таким злым я его никогда не видел.

– "Я, Вероника Альтомирано!
– кривляясь, сказал он.
– Двоюродная прабабушка Риддика, внучатая племянница Мачете по материнской линии! Стреляю в людей с шести лет!" Клянусь солнцем, сестра, от тебя пользы - меньше, чем от деревянного коня в Сталинграде. Когда я говорю Николасу: "Поехали!" - он берет и едет, а когда говорю тебе: "Убей всех людей", ты сдаешься. На кой черт ты вообще увязалась за нами? Сидела бы дома, вязала пинетки, смотрела Малахова!

Продолжая вещать, он надел рюкзак, отворил люк и первым полез на поверхность. Вероника поспешила за ним, я же замыкал исход.

– Ну да, да, ликуйте, филистимляне!
– слышал я злобный голос Джеронимо.
– Далила сделала свое дело, Самсона можно брать тепленьким!

– Рюкзак сними!
– крикнули ему в ответ.

– Что, боишься, там ослиная челюсть?
– огрызнулся Джеронимо, и тут же, будто переключившись, заканючил: - Дяденьки военные! Там моя петрушка! Пожалуйста, не обижайте ее. Через часик нажмите кнопочку и чуть-чуть полейте, пусть малышка почувствует утро!

Когда я покинул транспортер, взгляды и стволы окруживших нас солдат почему-то устремились на меня. Похоже, стоящий рядом с машиной Риверос автоматически воспринимался как хозяин положения. Пришлось принять горделивую осанку.

– Что у мальчишки в рюкзаке?
– спросил меня, видимо, командир. Страшная рожа, водянистые глаза, а седые волосы едва покрывают шишковатый череп. Единственный из всех, он был без каски.

– Всего лишь росток петрушки с подсветкой, - сказал я.
– И шарманка, чтобы услаждать слух в минуты тоски и уединения. Клянусь, ничего более.

Командир дернул головой, и стоящий рядом солдат сорвался с места. Он раскрыл рюкзак Джеронимо и принялся изучать содержимое. Двое других солдат ловко скрутили руки Веронике, с беспокойством глядящей на брата. Меня пока не трогали, и я упивался.

– Ну, чего там?
– спросил командир.

– Сэр, тут ровно то, что сказал этот парень, сэр, и ничего больше!
– отрапортовал солдат, застегивая рюкзак.
– Устройство выглядит до такой степени безумным, сэр, что я бы не стал его изымать во избежание случаев массового помешательства среди личного состава, сэр! Что до меня, сэр, то я сегодня же подам прошение об отставке и проведу остаток дней, сочиняя трогательные симфонии на тамбурине, сэр!

– Ладно, - кивнул командир.
– В наручники его. И этого тоже.

Веронике сковали руки за спиной, Джеронимо тоже, а мне, видно, из уважения к авторитету, спереди.

– Видишь?
– сказал Джеронимо, повернувшись к сестре.
– Видишь, до какой степени он полезен? Он может управлять даже этими солдафонами, которых ты отказалась убивать!

– Придержи язык, сопляк!
– влепили ему подзатыльник.
– Нам управляет здравый смысл!

Тут я бы с ним поспорил, потому что решение оставить пленнику рюкзак выглядело, по меньшей мере, идиотским. Но я смолчал, потому что в этот момент ко мне двинулся страшнорожий командир. Когда он проходил мимо Вероники, она попыталась начать переговоры:

– Послушайте, все произошедшее - досадное недоразумение. Мы случайно попали в зыбучие снега и...

– Прервись ненадолго, - осадил ее командир. Он сунул руку в карман, достал Чупа-Чупс и, сорвав обертку, сунул его Веронике в рот.
– Вот так. Продолжай работать языком, только не подключай голосовые связки. Женщины... Постоянно нуждаются в тонкой настройке. Иногда это аж бесит.

Он шагнул ко мне, потеряв интерес к Веронике, и остановился, глядя в глаза. Тем временем Вероника, сообразив, что с ней сделали, в ярости выплюнула конфету на пол и приготовилась орать, но я поднял скованные руки в некоем повелевающем жесте и веско произнес:

– Вероника, не надо.

Вряд ли ее остановили слова или жест. Скорее - последовавший сразу за ними вопль Джеронимо:

– Ты могла отдать его мне! Старая жадная собака на сене! В детстве я всегда делился карамельками с тобой, вредная ты жаба!

Я старался выдержать взгляд командира, но периферическое зрение передавало в мозг тревожную картинку. Похоже, по щекам Вероники текли слезы. Наверное, Джеронимо зацепил ту струнку, которую нельзя было трогать, особенно сейчас.

– Внутри кто-то остался?
– спросил командир, наигравшись в гляделки.

– Нет, - ответил я.

– Уверен?

– Абсолютно.

Командир поднял руку и щелкнул пальцами. Двое солдат взобрались на транспортер, один прыгнул в люк. Секунду спустя он вернулся с нашими трофейными автоматами. Командир щелкнул пальцами еще два раза, и в люк, одна за другой, полетели две "лимонки". В двух шагах от меня будто шарахнули кувалдой по исполинскому медному тазу. Бронетранспортер плюнул огнем и затих.

Я чудом умудрился не вздрогнуть, внутри все не то заледенело, не то запылало. Нечаянно пробудившийся жалкий кусочек дара установил связь между мной и этим бронированным молодцом. За миг до взрыва я будто ощутил немой вопрос. Словно последний взгляд собаки перед смертельной инъекцией: "Неужели ты правда?.."