Я, махнув рукой, присел в уголке, оставив приличное расстояние как до Джеронимо, так и до Вероники. Внезапно оказалось, что я нынче ночью так и не поспал. Глаза начали слипаться, и я даже прилег, но погасить опостылевший мир не удалось.

Джеронимо, отчаявшись добиться от сестры истерики, принялся звать охрану. Он то плакал, то смеялся так, что кровь стыла в жилах. Пинал по решетке, потом повис на ней, распевая во всю глотку "Владимирский централ" и "Журавли летят над нашей зоной". Утомившись висеть, шлепался на пол и, рыдая, умолял вернуть конфискованный смартфон. Из-за всего этого концерта моя полудрема стала робкой и урывочной, переполненной картинками, слишком безумными, чтобы их описывать.

Когда, наконец, с той стороны к решетке подошли, Джеронимо требовал священника и внеочередной пленум, угрожая революцией.

Явились трое. Двое вооруженных громил, а третий - старый знакомый, который снимал наручники. Он приволок поднос с тремя чашками.

– Отвали-ка от решетки, малой, - сказал он Джеронимо.

– Иначе что?
– встрепенулся тот.

– Иначе расстреляют.

– Весомо...

Джеронимо сел рядом со мной, я, покряхтывая, тоже занял сидячее положение. При взгляде на поднос, который солдат поставил на пол, чтобы отворить решетку, я почувствовал в желудке щемящую пустоту. Пицца уже переварилась, если вообще не была убедительной иллюзией.

Вероника повернулась к прекрасному миру. Солдат, проталкивая ногой в камеру поднос, улыбнулся ей и помахал.

– Я запомнил твои слова, и моя жизнь изменилась!

– Поздравляю, - сказала Вероника.
– Сколько нас здесь продержат?

Солдат запер решетку, убрал ключ в карман и пожал плечами.

– Старейшины решают. А я - хэзэ ваще.

– Христофор Зигфрид Ваще!
– провозгласил Джеронимо, приоткрыв одну из мисок.
– Что это такое?

– Тушеные грибы.

– Я так понимаю, мы должны это есть?

– А чего?

– Ты сам это пробовал? Ты больной? У вас что, синтезатор сломался?

– Нет синтезатора. Есть грибы. Вкусные и полезные грибы.

Джеронимо, видно, разочаровавшись и не веря более ни глазам, ни ушам, встал на четвереньки и затеял нюхать грибы. Вероника подошла к решетке.

– Мой брат лишился своих лекарств. Если вовремя не сделать ему укол, последствия могут быть плачевными. Есть у вас карфентанил? Или хотя бы промедол?

– Галоперидол есть, - ответил солдат.
– Но он строго по учету, для личного состава. Спрошу командира.

– Спасибо, - кивнула Вероника.

Джеронимо поднял голову.

– Просто грибы - и все? Без картошки? Без лука? Без специй?

– Там должен быть лавровый листик, - сказал солдат, явно собираясь уходить.

– Постой!
– Джеронимо властным жестом остановил его.
– То, что ты принес... Скажи, ты смотрел "Зеленого слоника"?

– Никак нет, мы смотрим только патриотические фильмы.

Джеронимо встал, подхватил миску с грибами.

– Сейчас я тебе покажу, что нужно делать с такими вещами.

Трое солдат, Вероника и я смотрели, как Джеронимо тщательно вытряхивает миску в унитаз и пинком опускает рычаг слива.

– Ну что? Это так сложно сделать самому?
– вернулся он к решетке.
– Обязательно дергать меня? У вас что, другой еды нет?

– Есть жареные грибы.

– Нет.

– Вареные грибы.

– Боже...

– Маринованные грибы...

– Замолчи, иначе меня вырвет!
– завопил Джеронимо.
– Кроме грибов - что?

– Чай, - подумав, сказал солдат.

– Aparatoso! * (*Великолепно! (исп.)) Принеси хотя бы чай.

Солдат уже сделал шаг в сторону, но что-то его остановило, какая-то сложная мысль исказила лицо.

– Грибной чай, - уточнил он.

Джеронимо с ревом отбежал к нарам и забился в уголок. Солдаты ушли. Вероника взяла миску, перемешала содержимое и положила в рот кусочек. Пожевав несколько секунд, взглянула на меня и кивнула:

– Съедобно.

У меня от вида грибов, честно говоря, аппетит пропал совершенно, но я решил поесть из солидарности с Вероникой, потому что поведение Джеронимо становилось все более неприятным:

– Еще бы не съедобно!
– проворчал он в стену.
– Этой жиробасине лишь бы пожрать. Подыхать скоро, а она все налопаться не может.

Проигнорировав его, мы сели с мисками в дальнем углу камеры.

– Почему ты ему все это спускаешь?
– негромко спросил я. Вероника в ответ пожала плечами.

– А что делать? Бить его?

– Нет. Зачем? Можно ведь одними словами заставить его пожалеть о сказанном. У тебя бы это лучше вышло, ведь ты его знаешь, но и я могу прищучить, если хочешь.