— Я могу, конечно, опять обратиться в агентство переводчиц, — сказала она. — Но ведь ты сам знаешь, что это такое: та же проституция, только поприличней.

На следующий день он послал ей чек, три квартирных платы, да еще округлил сумму сотни на три. Наутро она позвонила ему на службу.

— Привет. Тут что-то по почте пришло. Это мне?

— Конечно, — ответил он.

— Ужасно мило с твоей стороны. Я тебя целую.

Поцелуи он взыскал в тот же вечер, но о деньгах она больше не заговаривала.

Так брать или не брать завтра с собой Катрин в отель «Вальдмюллер», несмотря на то что Оттер был у них в гостях и знаком с Элизабет? Это был тоскливый, ужасный вечер. Ужин Элизабет приготовила без души, держалась натянуто и подчеркнуто скучно. Оттер ей явно не понравился. Но по сути все ее недовольство относилось к нему, потому что он привел этого человека к ним в дом, затевал с ним какие-то дела, зачем-то хотел показать ему фабрику, и виллу, и парк. Она стала болезненно чувствительной и, видимо, недоверчивой, хотя виду не подавала, предоставив ему полную свободу решений. Но был в ее поведении какой-то скрытый и яростный протест, ненависть к себе и острая неприязнь к нему. После кофе она почти демонстративно удалилась, показывая, что ничего не желает знать о делах, которые они с Оттером намерены обсудить. И Оттер не мог этого не почувствовать.

Да, он непременно появится завтра в «Вальдмюллере» вместе с Катрин, хотя бы ради того, чтобы ошеломить Оттера. Тот сразу изменит свое мнение о нем, и уж конечно в лучшую сторону. Если так посмотреть, Катрин ему очень даже пригодится. Да нет, это он просто себе внушает, чтобы оправдать деньги, которые на нее тратит. В этом году придется выписать ей еще один чек, а к рождеству сделать дорогой подарок. Но что для него эти несколько тысяч — сущая ерунда в сравнении хотя бы с теми семьюдесятью, которые он дал Урбану в качестве отступного, чтобы тот освободил пост управляющего? Ох уж этот Урбан, его осклабленная улыбка не идет у него из головы, то и дело напоминая, что есть во всей этой истории какая-то загадка, которую ему непременно надо разгадать. Чего ради Урбан помог ему прибрать фирму к рукам? Неужто не понимал, что сам себя гробит? Или считал, что дело его все равно пропащее, раз Хохстраат выпотрошил фирму до гроша? А может, он ненавидит Хохстраата? Да нет, глупое предположение, ведь оно никак не объясняет последующих поступков Урбана. Слишком он был обязан Урбану, чтобы тут же от него избавиться, — но Урбан сам подал эту мысль, попросив отступного. Он-то скорее рассчитывал на долгосрочную выплату, однако Урбан уже через несколько дней после их первого, осторожного, прощупывающего разговора напрямик заявил, что ему на выгодных условиях предложили поучаствовать в одном горячем дельце, а потому он предпочел бы скорое и полюбовное финансовое соглашение. Однако запросы у него оказались куда выше среднего. Он потребовал сто тысяч, при этом более чем прозрачно намекнув, что речь, конечно же, идет не о юридически обоснованной компенсации, а просто о его доле добычи. Потом тридцать тысяч все же уступил. И тут же исчез, как зловонное облако. Никто в фирме о нем не жалел, ни одна душа. Убрался — и слава богу, подумал он и в тот же день созвал к себе в кабинет всех заведующих и взял бразды правления в свои руки.

Фирма являла собой большой и вполне современный лайнер, но — увы! — с множеством пробоин, которые надо было срочно латать. Он купил ее за 870 тысяч, кроме того, на сегодняшний день обеспечил товарами со своих фабрик ровным счетом на 435 тысяч. Плюс 70 тысяч Урбану. Все это и еще кое-какие расходы обеспечивалось наследством Элизабет. Но большую их часть пришлось финансировать банковскими кредитами. А денег по-прежнему не хватало! Нужно было платить жалованье служащим, рассчитываться с поставщиками, сделать кое-какие небольшие инвестиции, а обращаться в банки он больше не хочет, дабы не возбуждать подозрений, что он испытывает финансовые трудности, что он на мели. Новые партнеры наверняка уже наводят о нем справки, и он должен производить солидное, выгодное впечатление.

Ну а что, собственно, не так? Верно, долгов набежало на два с половиной миллиона. Но из этой суммы можно смело вычесть стоимость товаров в его магазинах, а она, согласно проведенному учету, составляет миллион семьсот тысяч. Выравнивается баланс стоимостью оборудования и автопарка. Может, и есть небольшой зазор, но все будет зависеть от того, насколько быстро пойдет реализация товара. Все ли они правильно закупили? Верно ли оценена недвижимость? Лотар не нашел к чему придраться. Но он ведь изрядно на него давил, подталкивал к желаемому для себя результату. У самого-то у него опыта маловато, он понимает — наверное, потому и хочет на всякий случай застраховаться. Ему нужны краткосрочные кредиты, причем без огласки, и Оттер для этого дела самый подходящий человек, такому вполне можно втихую продать пару векселей. У него обширные связи, он слывет специалистом по быстрым побочным сделкам. Человек-находка, знаток потаенных финансовых троп, ловкий маклер, незаменимый советчик и подсказчик, к которому отовсюду стекаются секретные сведения, охотник за удачей, вечно в разъездах, вечно в бегах. Уж он-то знает, где запахло жареным, а где дело идет на лад. У Оттера, если с оглядкой, многому можно научиться. И конечно, Оттер может помочь ему поскорее продвинуться в делах. Ведь уже в будущем году он намерен ликвидировать долги мюнхенской фирмы перед своими фабриками, чтобы обе фирмы могли сотрудничать в нормальном режиме. Потом надо выплатить долг за покупку фирмы и за отступные для Урбана. Понемногу, шаг за шагом, он утвердится в Мюнхене, выкупит свое дело, станет самостоятельным. Но шаги непременно должны быть большие и решительные, чтобы в несколько прыжков — прямо к цели. А потом, что потом? Потом будет свобода!

Фрау Эггелинг, секретарша, увидев его, не могла скрыть изумления. Она не ждала его так рано. В такую-то грозу! Как он рискнул ехать?

— Все не так страшно, — улыбнулся он.

— А по-моему, это было настоящее светопреставление. Из окна ничего не было видно, такой был ливень. Я очень за вас беспокоилась.

— Я люблю ездить в грозу, — Он вынул из кармана пленки и передал ей. — Это надо перепечатать. Желательно еще сегодня. Пусть фрау Грютнер и фрау Цайзер вам помогут.

— Я сейчас же им передам. — На ее лице застыла выжидательная улыбка, и она, судя по всему, хотела, чтобы он это заметил. — А в кабинете вас ждет сюрприз.

— О-о, вот это да! — произнес он, остановившись на пороге.

Посреди комнаты, огромный, гораздо больше, чем он ожидал, стоял новый письменный стол, а к нему три рыжеватых кожаных кресла, одно для него, два для посетителей. На столе в круглой стеклянной вазе пылали алые розы.

— Как же это вам удалось так быстро? — спросил он.

— Профессиональная тайна.

Он подошел к столу, зная, что она стоит в дверях и с улыбкой за ним наблюдает. Кончиками пальцев прикоснулся к крышке, чтобы ощутить холодную гладкость полированного дерева. Палисандр «Рио», самое дорогое, что было, с удивительно броским рисунком — словно языки пламени разметались по древесной глади.

— Фантастика, правда? — спросила она.

Он кивнул, ведь не мог же он признаться, что ему страшно. Обогнув стол, подошел к креслу и услышал, как она говорит:

— Я уже все разложила.

Что ж, тогда он сядет.

Новое кресло мягко и надежно приняло Фогтмана в свои объятия. Его обдал приятный запах дерева и кожи. Рядом с ним стоял еще один столик, пониже и поменьше — для клавишного телефона с электронной памятью. Огромная поверхность стола была пуста, если не считать стаканчика для карандашей и вазы с цветами. Осторожно, не торопясь, но уверенно и властно он положил руки на стол.