— Да уж удалось. То долго рассказывать. Теперь каждый день встречаемся. По городу ходим, и наговориться не можем.

— Каждый день? По городу ходите? — изумился Силантий Матвеич. — Да как же такой срам родители допускают? Аль не по старым обычаям живут? Чудно, парень.

Ширка аж головой закрутил. Было, ему, отчего изумиться.

Жених и невеста обыкновенно до свадьбы не знали друг друга и вступали в брак только по желанию родителей. Невесту никогда не показывали жениху: её покрывали и водили под руки. Многие пользовались этим и часто при выдаче замуж своих дочерей или родственниц совершали возмутительные подлоги.

«Во всем свете нигде такого на девки обманства нет, яко в Московском государстве», — напишет позднее подьячий Посольского приказа Григорий Котошихин.

Перед свадьбой обычно назначались смотрины, состоявшие в том, что родственница жениха приходила в дом, где жила невеста, рассматривала и испытывала её «изведаючи разум и речи». На этих смотринах родители часто подставляли, вместо некрасивой и уродливой дочери, чужую пригожую девушку, а в церковных записях ставили имя своей дочери, и потом уже ничего нельзя было поделать.

Понятно, как жили такие злосчастные супруги. Нелюбимые жены попадали в невыносимое положение. Мужья преследовали их на каждом шагу, били, сажали в подполье на крапиву, впрягали в соху и всячески издевались над ними. Наконец, чтобы избавиться от постылой супруги, её отправляли или насильно постригали и заточали в монастырь.

— Из чьих же будет твоя девка?

Васютка еще больше засмущался. Ох, как вскинется сейчас Силантий Матвеич!

— Отца Марьюшка отроду не ведала, а мать недавно преставилась.

— Я в городе, почитай, каждого в лицо знаю. Как звали покойницу?

— Палагея.

Ширка на минуту призадумался, а затем, пощипав перстами рыжую бороденку, спросил:

— Изба ее где стоит?

— На Никольской.

— На Никольской?.. Жила без мужа?.. Уж не Палашка ли Гулена, не приведи Господи!

Васюта, как нашкодивший мальчонка, опустил голову.

— Отвечай, паря. Отвечай!

— Она самая.

Силантий Матвеич ошарашено плюхнулся на лавку.

— Ну и нашел же ты себе невесту, ну и порадовал… Да ведаешь ли ты, паря, что мать твоей невесты была непотребной женкой, с коей чуть ли не все переяславские мужики блудили.

— Ведаю! — вдруг осмелел Васютка. — Марьюшка мне всё рассказала. Она благочестивая девушка. И ты, Силантий Матвеич, не смей ее осуждать. Не смей!

Ширка вдругорядь опешил. Теперь уже его удивил жених. Ишь, как невесту свою защищает! Даже в лице переменился.

— Ты чего на меня кричишь, Васюта Лазутыч? Я ж тебя от срама остерегаю. Тебе ли, сыну княжьего мужа, с дочерью прелюбодейки путаться?

— Довольно, Силантий Матвеич! — и вовсе осерчал Васютка. — Марьюшка моя чиста, как родниковая вода. Ты ж ничего не ведаешь о ее судьбе. Она — необыкновенная девушка.

— Ну, тогда поведай о сей святой праведнице, — насмешливо молвил купец.

— Мне скрывать нечего. Поведаю.

И Васютка подробно рассказал всю историю полюбившейся ему девушки, после чего Силантий Матвеич с немалым удивлением произнес:

— Ну и дела, Васюта Лазутыч… Марьюшка твоя, кажись, и впрямь девка благочестивая. И на Качуру не польстилась, и к боярину в услужение не пошла. А какая отважная! Через гиблое болото полезла. Дивная же тебе попалась сиротинка.

— Дивная, Силантий Матвеич… Надумал к отцу и маменьке ее отвезти.

— Дело не шутейное, — крякнул купец. — Отец-то может тебя и плеточкой попотчевать. Не по старине, мол, творишь, неча народ смешить. Тяжко тебе будет, Васюта Лазутыч. Не благословит. Может, мне с дедом твоим, Василием Демьянычем, потолковать. Как никак, давнишние друзья. Глядишь, и поможет в твоем необычном деле.

— Спасибо на добром слове, Силантий Матвеич. Но, думаю, дело до плетки не дойдет. Отец наверняка смирится.

— Ты так уверен? На Руси стародавние привычки не принято ломать. А отец твой, чу, едва ли не в боярах ходит. Это тебе не забулдыга [93] какой-нибудь. Не благословит!

Васютка как-то загадочно улыбнулся.

— Худо ты моего отца знаешь, Силантий Матвеич. Еще как благословит.

— Ну, тебе лучше ведать, — развел своими небольшими широкопалыми руками купец. — И когда намерен домой возвращаться?

— Денька через три.

— Опять, поди, к своей Марьюшке пойдешь?

— Пойду. Без нее и час за год кажется. Ты уж не серчай, Силантий Матвеич.

— Да чего уж теперь. Ступай. Замок да запор девку не удержат, а уж про добра молодца и говорить неча.