— Тсс, — тёмный прижался носом к моему затылку. — Не надо рассказывать, я не пресветлый, меня это не возбуждает. — Он перешёл на шёпот: — Предпочитаю другие способы.

Он прижал ладонь между лопаток, скользнул ею вниз, на живот, притиснул меня к себе так крепко, что я ощутила сквозь ткань жар его отвердевшего члена. Обезумевшее сердце рвалось из груди, я тяжело дышала.

— Ты такая тёплая, — сонно произнёс тёмный. — Спи.

Нужно было срочно успокоиться — я задыхалась, сердце бухало в висках, рука тёмного придавила неподъёмной тяжестью. И стало тревожно, даже страшно — хотелось бежать, спрятаться, кричать, прыгать, резать кожу — только бы избавиться от непонятного, раздиравшего сердце, лёгкие, всю меня ощущения.

— Не бойся, — прошептал тёмный. — Я не причиню тебе вреда… не сейчас точно.

Брызнули слёзы, но я не пыталась вырваться, просто лежала, и губы дрожали, пальцы дрожали. Стала скручиваться калачиком. Срывающимся шёпотом спросила:

— Ч-что т-ты дел-лаешь?

— Греюсь, — тёмный зарылся носом в мои волосы. — Не нравится — можешь уйти, я не буду удерживать.

Приподнялась, его рука соскользнула с моей талии. Я глубоко, часто дышала, голова пошла кругом, но в целом я успокоилась.

И чего, собственно, испугалась?

Вновь легла, сама придвинулась вплотную к тёмному, он меня обнял, как прежде.

И зачем к нему полезла? Я же позавтракать собиралась… но есть не хотелось. И двигаться больше не хотелось. Я просто лежала и дышала в такт вдохам тёмного…

— Тише, не разбуди, — прошептал тёмный.

Мне было холодно одной под одеялом.

— Прости, — отозвался от двери тихий мужской голос. — Ты уверен, что стоит говорить здесь?

В комнате царил мрак. Тёмный ответил:

— Не о чем больше говорить: решение я сейчас не изменю.

— Лучше бы ты занялся достойными.

— Ими могут и должны заниматься Противостоящие, а моим делом могу заняться только я.

Повисло тягостное молчание. Что-то щёлкнуло, я чуть не повернулась взглянуть, но удержалась. Наконец таинственный собеседник попросил:

— Пошли кого-нибудь ещё, как в других случаях.

— Я должен разобраться, в чём тут дело.

— Ты нужен в Дарготе.

Даргот — город-государство, где располагались официальные резиденции мировых магических орденов. Птичка-то у меня точно высокого полёта! «Птичка» возразила:

— Не преувеличивай, всё под контролем.

— Но…

— Хватит спорить, мне ещё вон сколько читать. Иди, отоспись, на тебе лица нет.

— Уж кто бы говорил. Вляпался, как мальчишка…

— И не напоминай, спать иди.

Щёлкнул засов. Подошедший к столу тёмный оказался передо мной, но я не осмелилась приоткрыть глаза. Не решилась плотнее закутаться в совсем не греющее одеяло.

Чирк — веки озарились пламенем свечи. Зашуршали бумаги. Тёмный сходил в маленькую комнатку, что-то положил на стол, переставил стул, уселся.

И стало тихо, только потрескивала свеча да время от времени шелестела бумага, перо.

Прошло довольно много времени, прежде чем подсмотрела: тёмный читал за столом, что-то выписывал…

Закрыла глаза. Шелестящие звуки напоминали часы, проведённые в полудрёме возле работающего Эсина.

Снова приоткрыла глаза: морщась, тёмный потирал правое плечо, перехватил перо левой рукой, сдвинул чернильницу и продолжил несколько неуверенно писать.

Шелестело перо, бумага… тёмный вынимал бумаги из кожаного пенала, раскладывал по стопкам, сворачивал, надписывал… Иногда замирал над каким-нибудь листом и рассеянно запускал пальцы в волосы, постукивал мягким кончиком пера по столу. Выражение лица тёмного при этом оставалось задумчиво-мягким, а Эсин во время работы постоянно хмурился.

Лёжа с закрытыми глазами, я вновь старалась представить, что рядом работает Эсин, но больше не могла: ритм письма, отсутствие гневного шелеста сминаемых страниц, неподвижность тёмного — всё напоминало о том, что рядом другой мужчина…

Сначала было ощущение возбуждения, потом — осознание, что я сплю, за этим — ласковое, почти невесомое поглаживание груди. Горячие пальцы скользили по коже, очерчивая грудь, рёбра, пробираясь по животу. Тёмный…

Я лежала на боку, сбивчивое дыхание щекотало ухо. Пальцы пробежались по бедру, чуть проворачивая меня. Злое мстительное возбуждение, терзавшее мужчину, уступало место простому и безыскусному желанию оплодотворить хорошенькую самку.

Чужую самку… Нет, мне определённо не понять некоторых мужчин.

Я лежала почти ничком, кожей ощущая это болезненное желание.

И восхитительное ощущение проникновение горячего, очень твёрдого тела.

И желание мужчины, чтобы я проснулась и всё поняла.

Но я решила подразнить:

— Ох, Бейл… — застонала. — Бейл…

Он придавил меня к постели, торопливо двигался, жарко сопя на ухо, стараясь засадить поглубже, чтобы я вскрикнула. Жар разливался, я тонула в нём и, охваченная судорогой, всё же застонала: