Шрифт:
Как такое возможно?
Почему Эсина нет?
Почему он не разобьёт эту тьму своим ослепительным светом?
Дверь отворилась, тьму разрезал тусклый оранжевый свет.
— …уж как она кричала, господин Бейл, — причитал хозяин гостиницы.
Влетевший внутрь тёмный со свечой остановился надо мной.
«Помоги», — хотела сказать я, но язык камнем лежал во рту.
Надо сосредоточиться и вынудить кристалл создать надпись, но мне так хотелось плакать и кричать, что я, едва уловив кристалл, теряла концентрацию.
Отставив свечу на стол, тёмный крикнул:
— Неси светильники! — и навис надо мной.
— Она… она… узнала, что вы изменили ей, — лепетал хозяин. — Уж так причитала, так рыдала…
Потемневшие глаза тёмного сузились, сдвинулись брови. Наконец я достаточно сосредоточилась, и кристалл помог создать перед тёмным тусклую надпись:
«Ярская трава ОН».
Тёмный выдохнул. Выпрямился:
— Мне кажется, с ней что-то не так, какой-то приступ.
Краем глаза видела, что его лицо расслабилось, взгляд поплыл. Хозяин бормотал:
— Она и внизу беспорядок устроила. Все ведь полки в подсобке перевернула, тока-тока убрал.
— Расстроилась, говорите, из-за моей измены? — Тёмный пошёл на хозяина гостиницы. Тот отступал. Оба исчезли из поля моего зрения. Голос тёмного был ужасающе мягким: — Лекаря надо позвать.
Глухой звук удара, падение тела. Приблизился свет. Тёмный возник надо мной, отставил свечу, обхватил лицо ладонями и заглянул в глаза:
— Всё хорошо, лежи и спокойно дыши. Он и жену отравил, она совсем плоха, я к ней.
И ушёл.
Натурально ушёл, оставив меня одну в открытой комнате, озарённой свечой и тусклым светом из коридора.
О чём тёмный вообще думал?
Я умираю между прочим!
Какая хозяйка гостиницы, когда я сейчас умру?
Да он… он… Да его убить мало!
Вот вернётся, вылечит — и я его придушу.
Спокойно дыши — это как, когда ты умираешь?!
Тёмный!
Тёмный!
Скотина ты безмозглая!!!
Ну почему я не могу высказать ему всё в лицо?! Почему какая-то хозяйка гостиницы, которую он едва знает, важнее меня? В конце концов он же должен вернуть меня Эсину в целости и сохранности, а он… он… Хлынули слёзы, я жалко всхлипнула.
Тёмный, это нечестно — бросать меня на пороге смерти.
Эсин не смотался бы к какой-то хозяйке гостиницы.
Эсин бы помог мне — как-нибудь. Да он бы всех тёмных города на ноги поднял, чтобы меня лечили, а этот — этот наверняка мог позвать кого-нибудь на помощь ей и заняться мной.
Дышать он велел — да знал бы он, как тяжело дышать, когда мышцы цепенеют!
Пока я дышала, гнев помогал справиться с ужасом.
Представлять, как луплю тёмного палкой, приятнее, чем думать о собственной смерти.
Месть будет страшна! Ну, тёмный, ну погоди! Живьём закопаю, кастрирую гада бесчувственного. Пальцы сломаю и нос красивый расквашу. И всем девицам по пути буду говорить, что он срамными болезнями страдает и не лечится!
Да я его… Эсину на него пожалуюсь!
Только бы не сдохнуть в этой проклятой гостинице!
Только бы, будь этот тёмный неладен, выжить.
Дышать.
Я должна дышать, чтобы гадёныша этого кастрировать.
Да, для мести надо как минимум выжить, так что буду дышать — и никакой яд мне не указ!
Я дышала.
Из коридора не доносилось ни звука.
Хоть бы Гур, что ли, заглянул — он бы меня к тёмным на лечение отнёс, хозяин же говорил, храм поблизости.
Тёёёмный, ну где ты там?
Сердце снова вырывалось из груди.
Сколько я лежала так?
Как долго проклинала предателя тёмного?
Кажется, прошла вечность, а я всё дышала, представляя, как бегаю за тёмным с ножом, душу, бью — я определённо должна выжить.
И закопать тёмного, чтобы знал, как меня одну бросать. Представляя, как сжимаю его горло, я даже кулаки стиснула.
Скотина он!
Опять полились слёзы, щекотно скапливались в ухе. Ненавижу! Рука дёрнулась.
Я дышала.
Тело было словно чужое, но после долгих усилий мне удалось пошевелить пальцами. Сильнее напрягшись, я даже смогла сдвинуть руки.
Так.
Если тёмный не идёт меня спасать, надо добраться до него — чего не сделаешь ради выживания.
Задыхаясь от напряжения, я повернулась на бок. Приподнялась. Сердце билось в горле, перед глазами плыло, конечности дёргались, точно привешенные на верёвочках, но я смогла сесть.