Шрифт:
Посмотреть ему в глаза не хватило смелости, смотрела на чётко очерченные губы. Внутри всё сжималось, сердце гудело в ушах. Я сипло пробормотала:
— Поцелуй… меня…
Я задыхалась от… не знаю от чего, но внутри был ураган, громы и молнии, холод и огонь.
— Только поцеловать? — улыбнулся тёмный. — Что же сразу не…
Рванулась навстречу его губам и долбанулась носом о его лицо так, что искры из глаз посыпались. Мы отшатнулись друг от друга. Перед глазами плясали точки, нос ломило, я зажала его и склонилась, уткнулась лбом в одеяло. Тёмный глухо признался:
— А я-то думал, ты со столь обширным опытом умеешь прекрасно целоваться.
— Скотина! — рыкнула в ладонь и слепо ударила тёмного. — Ненавижу. Выпрямившись, гневно уставилась на него. Он хитро улыбался:
— Такуже лучше, а то слёзы, сопли. Вещи собирай, мы переезжаем.
— А?
Тут я сообразила, что хозяин так и не очнулся.
Постояльцы тоже почему-то на шум не выбежали.
Под ложечкой засосало.
— А что тут на самом деле произошло? — выдохнула я.
Тёмный почесал затылок:
— Хозяин подсыпал постояльцам сонного порошка, отравил жену, а дальше ты знаешь.
— Ты его убил?
— Да.
— Не понимаю: бандитам ты жизнь сохранил, а ему — нет.
Он помрачнел:
— Бандиты могли вывести меня на интересных людей, а этот — просто бессмысленно жестокий мудак. Вместо того, чтобы предъявить претензии мне, трусливо отыгрался на слабых женщинах. Ещё и постояльцев потравил, совершенно не заботясь о том, можно ли им пить сонный порошок и в каких дозах они его потребили. Не подоспей я вовремя, это было бы преднамеренное убийство с отягчающими обстоятельствами, наказание — смертная казнь. — Тёмный хлопнул в ладоши. — Собираемся.
— Нас будут искать по подозрению в убийстве?
— Не думаю: от удара у него просто остановилось сердце. Ни синяков, ни следов магии. Свидетелей конфликта тоже нет. — Он первый спрыгнул с постели и, прихватив подсвечник, отправился во вторую комнатку. — Наш отъезд будет выглядеть не лучшим образом, но здесь оставаться не следует.
Я смотрела ему в спину, потом на опустевший дверной проём.
Удар, останавливающий сердце и не оставляющий следов… Стоило держаться от этого хладнокровного, невыносимого и опасного тёмного подальше, а я сползла с кровати и пошла в комнатку, переполненную шорохом собираемых вещей и жёлтым светом.
— Вот гад, мог бы и аккуратнее. — Тёмный разглядывал флаконы на просвет. В них копошилась тёмная субстанция с красными глазками, и мне стало нехорошо. — Он их напугал, урод. Несколько погибли…
— Что это за… жучки?
Тёмный стал оборачивать флаконы тканью:
— Секрет тёмного ордена.
— Да брось, — прислонилась к косяку. — Я же знаю, что они лечат, просто любопытно… Например, очень интересно, почему они тебя не сожрали? И почему лечили? Как в принципе они могли что-то полезное делать в ране?
Помедлив, тёмный сказал:
— Их долго дрессируют. Изымают кладку, выводят, учат удалять отмершие клетки и соединять сосуды, мышечные волокна, — он аккуратно складывал рубашки, штаны, письменные принадлежности. — Их слюна склеивает плоть и уничтожает инфекцию. Очень удобно.
— Скажи на милость, как можно дрессировать жуков?
— У них некоторое подобие коллективного разума, такие опытные, как мои, могут действовать без дополнительных магических команд. Правда, когда кто-то из них погибает, им очень грустно.
Тёмному, похоже, тоже грустно, и снова захотелось избить его подушкой: почему ко мне он равнодушнее, чем к этим тварям?
— И где вы их берёте? — напряжённо спросила я.
— А вот на этот вопрос, моя дорогая светлая волшебница, я ответить не могу.
Значит, добывают этих красноглазых в пределах досягаемости светлых, может даже у нас под носом.
Искоса глянув на меня, тёмный стал собирать и мои вещи. А я просто стояла и смотрела. На его руки, действующие быстро и осторожно, разглаживающие складки на одежде, — я бы не смогла так хорошо упаковать вещи. На блестящие длинные волосы, которые он успел привести в порядок. На сосредоточенное красивое лицо.
О чём он думает?
Чего добивается?
Чего хочет?
Смотрела на плотно сомкнутые губы, и сердце билось неровно.
— Лила… — тёмный вдруг замер. — Нам лучше не целоваться.
Сердце пропустило удар. И как же жалко прозвучал мой вопрос:
— Почему?
Рука тёмного взметнулась к волосам, пальцы пробежались по иссиня-чёрным прядям.
— Потому что это будет очень мучительно, — сказал он.
Это уже мучительно: не помню, чтобы за последние лет десять было так же тяжело на душе.