— Кричи.

Ногти царапают мои руки, груди, живот — но никаких ощущений.

Ничего…

— Умоляй.

В пустых глазах — безумие и жажда видеть борьбу за жизнь.

Во мне нет жизни. Нечего отнимать.

— Сопротивляйся!

Капли слюны летят в лицо.

— Борись, сучка!

Сознание затопляет чужим желанием ощутить спазмы предсмертных судорог, отнять жизнь ради восхитительно яркого удовольствия. Преодолевая сопротивление — душить-душить-душить…

Всё содрогается, с потолка падают струйки песка. Блеклые глаза округляются. Презрительный изгиб губ сменяется бессильным округлением рта:

— Что?

Удар за ударом обрушивается на мир, заставляя его трястись и хрипеть. Подхватив балахон, мужчина кидается к стальной двери, окутывает себя гневно ревущим пламенем. Открывает её и уносится прочь.

Рёв пламени захлёбывается в нечеловеческом крике.

Вой. Хруст. Крик. Мольба. Вой-вой-вой, вырывающий барабанные перепонки.

И звенящая тишина.

А затем в комнатку врывается сама тьма. Чёрные языки ощупывают стены, вползают в трещины на потолке и стенах, и в сердце этой трепещущей черноты шагает тёмный.

— Лила, ты хоть иногда думаешь? — его первый вопрос и глаза тёмные-тёмные. — Хотя бы для разнообразия?

Тело металлическое, язык металлический. Не могу дышать, говорить, двигаться. Лучше убей меня.

Взгляд скользит по мне. Языки тьмы вгрызаются в цепи, развоплощая их в пыль, в прах, в ничто. Абсолютная сила Смерти.

Эти несущие смерть бархатные язычки окутывают меня, поднимают в воздух, точно нашкодившего котёнка.

— Зачем сбежала? — ворчит тёмный, уходя, увлекая за собой тьму и заодно меня в её ласковых зубах. — Почему я должен за тобой бегать? Ты чем думала? Я не Эсси, я не обязан тебя пасти.

Плыву над лестницей, залитой алым и металлическим запахом крови.

От пленившего меня огненного мага больше ничего не осталось. Ой, нет: клочок балахона валялся на ступени.

— Лила, ты можешь в неприятности не вляпываться? Хоть иногда? Ты осознаёшь, чем всё могло кончиться? А если бы я тебя не нашёл? Твоих светлых убили, между прочим, и всё из-за твоей глупости.

Мы поднимались выше, выше, выше… Там кричали, звенели, издавали непонятные глухие звуки.

— Я чуть Ветра не загнал, тебя разыскивая, — прорычал тёмный. — А что ты сделала с пресветлым? Ты в своём уме? У него инсульт!

Мы выбрались в тускло освещённый утренним светом коридор. Из распахнутых боковых дверей доносились грохот и причитания.

— Ты была в шаге от смерти, ты это понимаешь своей пустой головой? — Тёмный развернулся и уставился на меня… Взгляд смягчился, голос тоже: — Лила?

В моих глазах скапливались щипучие слёзы. Тёмный вскинул палец и грозно потребовал:

— Без слёз! Без истерик!

Мне возвращалось дыхание, способность двигаться, думать: как же им не вернуться, когда тёмный безостановочно орёт.

Меня чуть не убили сейчас!

А тёмный меня ещё и отчитывает. Как так можно?!

В соседней комнате упало что-то тяжёлое. Вот бы на голову тёмному!

— Да успокойтесь вы! — огрызнулся он. — Лучше повинные писать начинайте. Пока я добрый!!!

Грохнуло наверху. Кто-то с воплем выбросился в окно и заскулил.

— Лила! — Тёмный злющим взглядом впился в меня, по-прежнему висящую в чёрных путах. — Повторяю вопрос: ты хоть иногда думаешь?

Да всегда… вроде бы.

— Лила, — прорычал тёмный. — Ты мозг на постоялом дворе забыла? Лила, ты хотя бы немного осознаёшь, что здесь не Самран, что в мире полно опасностей, что от всяких извращенцев с аурой убийц надо держаться подальше?

Бархатная тьма отпустила меня на чем-то залитый паркет. Тёмный бушевал:

— Почему я для того, чтобы узнать, где ты, моя, будь Свет неладен, напарница, должен каким-то ушлёпкам ногти вырывать?

Пошла на него, уткнулась лбом в грудь.

Заткнулся. Наконец-то.

— Обними меня, — прошептала я.

Обнял. Умничка.

Врезала ему по яйцам. И отскочила:

— Не смей на меня орать, когда я испугана!

Тёмный смотрел на меня вытаращенными глазами, но не сгибался пополам и не стонал.

«Оберёг, — зло подумала я. — Он даже не почувствовал!»

Кинулась на тёмного: да как он смел ругаться! Он увернулся от пинка в пах. Мне плохо! От следующего удара отскочил. Меня надо пожалеть! В ответ на третий пинок перехватил мою лодыжку. Да меня убивали! Покачиваясь на одной ноге, я рычала на тёмного. Убить, запинать гада!

Вновь кто-то с криком выпрыгнул со второго этажа.

— Памагите! — пронёсся по особняку истерический мужской голос.

Внутри всё клокотало от гнева. Дёрнулась, но тёмный легко удерживал меня за ногу. Скотина. Бесчувственный урод!