— Я понимаю, что вы сильны. Очевидно, в каком-то смысле способны возвращать к жизни мертвых.

— Да.

— Я буду с вами сотрудничать, — сказал Бакунин.

— Спасибо, я знал, что вы…

— Если вернете мою Антонию.

— Прошу прощения?

— Мою жену, Антонию. Вряд ли вы слышали об этой простой женщине родом из маленькой сибирской деревни [31] . Она примирила меня с жизнью.

— Я посмотрю, что можно сделать, — сказал Мартин. — Тем временем подготовьтесь к вашему первому интервью.

— Только когда здесь появится Антония.

Мерчисон потерял терпение:

— Михаил, я могу вас выключить так же легко, как включил. Для вас это будет равносильно смерти.

— Вы называете это жизнью? — вдруг язвительно расхохотался русский. — Нет уж, отправляйтесь обратно к царю, или на кого вы работаете. Скажите ему, что Михаил Бакунин, призрак, валяющийся на кушетке, в пространстве, которого не существует, в своей новой жизни не признает его власти так же, как не признавал в прежней.

В свое время президент Соединенных Штатов назначил Мерчисона директором по маркетингу программы симулякров. Мерчисон умел осваивать новые рынки и разрабатывать способы применения излишков сельскохозяйственной продукции, которую Америка, несмотря на положение страны третьего мира в современной глобальной экономике, продолжала производить. Это был человек дела.

Но работа с электронными призраками — чем, по сути, и были симулякры — часто ставила его в тупик. Например, когда один призрак захотел, чтобы Мерчисон доставил ему другого призрака по имени Антония.

— Что еще за Антония, какая у нее фамилия? — спросил Симмс.

— Да понятия не имею, — ответил Мерчисон. — Надо в книжках поискать. Или в базах данных.

— Я поищу, — сказал Симмс, — но не питайте больших надежд.

Два часа спустя ответ был готов.

— Ничего нельзя сделать, — сказал Симмс. — Недостаточно данных.

Русский с мрачным лицом сидел на диване, сложив руки на груди.

— Вам известно мое условие.

— А я говорю, что оно невыполнимо. Послушайте, Михаил, ведь ничего особенного от вас не требуется. Мы начнем с несложного. Интервью с ребенком. Старшеклассник, выиграл в школе исторический конкурс по славяноведению.

— Славяне меня больше не интересуют, — сказал Михаил Бакунин. — Я сам славянин, но это ничего не меняет. У них был шанс — в Польше, в России, в Германии. Они предали себя и человечество, когда не пошли дальше марксизма, к окончательной анархической революции!

— Вот это ребенку и расскажите, — предложил Мерчисон. — Во всяком случае, он не славянин. Я вспомнил: его фамилия Питерсон. Питер Питерсон. Хороший мальчик, почему бы не порадовать его?

— Швед, — отметил Бакунин. — В Стокгольме мне пришлось несладко. Не хочу разговаривать со шведами.

— Он не швед! Он американец!

— Я высказал вам свое условие, — повторил Бакунин. — Я хочу, чтобы моя жена была здесь, со мной.

— Михаил, я пытаюсь вам объяснить: мы не можем этого сделать. Я разговаривал с нашими учеными, это попросту нереально.

— Если вам удалось вернуть к жизни меня, — сказал Бакунин, — не могу понять, почему вы не можете вернуть мою Антонию.

— Долго объяснять — слишком сложные технические подробности, — сказал Мерчисон. — Но если коротко, все сводится к тому, что у нас о ней недостаточно информации.

— Она была скромным человеком, — сказал Бакунин. — Из тех маленьких людей, от которых, как вы считаете, ничего не зависит.

— Нет, совсем не поэтому. Чтобы вернуть человека, нам нужно много знать о нем. Иначе — никаких шансов.

— В ЧК должно быть на нее досье, — сказал Бакунин.

Мерчисон не стал рассказывать Бакунину о нынешней России. Ее мусульманская часть вообще не имела доступа к старым архивам. Та часть, что по-прежнему называлась СССР, утратила львиную долю архивных материалов предшествовавшего двадцатому веку периода в ходе беспорядков, сопровождавших раскол страны.

— Если вы не сможете вернуть Антонию, — сказал Бакунин, — я не буду сотрудничать.

— Я не хотел бы прибегать к угрозам, — проворчал Мерчисон.

Бакунин улыбнулся:

— Считаете, меня можно запугать? Сейчас? В этом состоянии, что бы оно собой ни представляло? Мартин, это очень большая глупость.

— Тут вы ошибаетесь, Михаил, — возразил Мерчисон.

И исчез.

Симмс злился. Мерчисон попросил о встрече в лаборатории, а сам уже на полчаса опаздывает. Этот тип вызвал неприязнь к себе с самого начала. Конечно же, Симмс знал его репутацию. А кто не знал? Герой очерков в десятках глянцевых журналов, доверенное лицо нескольких президентов, человек известный тем, что любое дело доводит до конца. Именно такой менеджер и был нужен, чтобы извлечь пользу из этого проекта, получить хоть какой-то доход и попытаться поставить на ноги агонизирующую американскую экономику. «Динамо-машина» — так называли его газеты. Симмс нашел более подходящее определение: одержимый навязчивой идеей эгоист со склонностью к психопатии, который ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего.