Шрифт:
Крики Тадао – может, это он и есть… знак.
– Я лечу на Элизию!
– Куда?
– Элизию, планету, что исполняет желания.
Крис последнее время, сразу после занятий, сбегал на свои собрания. Такие же студенты, как он. Спорят, собираются изменить мир. К лучшему, чему же еще. Лучшему, по их мнению, чьему же еще.
Не то, чтобы Кельвину особо это нравилось, но во-первых – не употребляет наркотики, не спутался с дурной компанией – уже хорошо, а во-вторых – Крис достаточно взрослый, чтобы… чтобы не брать во внимание мнение отца.
– Ты никуда не полетишь! – это он зря, потом понял, что зря, нужно было сперва согласиться, позже переубедить постепенно, подспудно.
– Полечу! – губы поджимаются, - я, мы так решили.
За поддержкой Кельвин, а тогда его еще не звали Кельвином, обращается к Рее.
– Скажи ты ему.
– Сынок, это опасно…
– Знаю! – совсем большой, двадцать лет уже.
– А ты знаешь, что многие оттуда не возвращаются, или желание сбывается не так, как хотел.
– Ты не понимаешь…
– Я не понимаю! – Кельвин уже не контролировал себя, и не мудрено – единственный сын летит черте куда, да еще рискуя жизнью. – Чего тебе не хватает! Скажи, ну! Какое желание, новый флайер – купил! Поехать попутешествовать – пожалуйста!
– Желание – это не мое, не для меня, для всех…
– Мир во всем мире!
– Так я и знал, что не поймешь! Я все равно поеду!
– На деньги не рассчитывай! И, если поедешь, можешь не возвращаться!
Воспоминания.
Воспоминания.
Отрада и бич человека.
Иногда, лучше бы их не было.
А иногда – все, что есть.
Грудь часто вздымается в такт тяжелому дыханию. Пот покрывает худое тело. За стеной кричит Тадао. За окном – туман. Он – на Элизии.
16.
СИТА
Еще до рассвета она омылась в грязной душевой. Стоя под струями воды, она подняла руки – ладони вместе, пальцы переплетены, большие пальцы касаются склоненного лба – и прочла утренние молитвы.
«Все будет хорошо».
Выйдя из душа, она облачилась в чистое сари, что специально взяла, среди прочих вещей, на эту планету. Гель-краска, также из багажа, окрасила часть волос в алый цвет – цвет, впервые наложенный ее мужем, как связующие супружеские оковы, во время ритуала бракосочетания.
Выйдя на улицу, а туман уже начал бледнеть, она увидела сидящего у порога давешнего калеку – друга портье. Сита подала ему несколько печений из вчерашнего завтрака. Тот удивленно смотрел на девушку заспанными глазами.
Она направила стопы к дереву – возможно, единственному дереву на планете. В местности, откуда она родом, ходило поверье о баньяновом дереве. Бабушка Ситы часто рассказывала его.
«Однажды, давным-давно царский сын Сатьяван собирал дрова в лесу и внезапно умер около большого баньянового дерева. Бог смерти, Яма, появился со своей ужасной петлей, чтобы утащить с собой еще одну душу. Однако жена Сатьявана, Савитри, оказалась на месте как раз вовремя и последовала за ним. Яма упрямо повторял, чтобы она шла домой и не мешала ему выполнять свою божественную работу. Однако с каждым таким увещанием Савитри лишь настойчивее начинала умолять Яму отпустить ее мужа и наконец настолько тронула его своей красноречивой преданностью супругу, что в конце концов он даровал ей исполнение трех ее желаний. В качестве третьего желания Савитри потребовала, чтобы у нее родилось множество сыновей, и таким образом заставила Яму отпустить Сатьявана и позволить ему произвести большое потомство от этой преданной и рассудительной женщины. Сатьяван очнулся под баньяновым деревом, ничего не помня о перенесенном им тяжелом испытании. Вместе с женой они вернулись в деревню, где к концу жизни вырастили много прекрасных сыновей».
У нее с Майком тоже будет много прекрасных сыновей. И хотя, слава Индире, Майк жив, он далеко, ах, как он далеко от нее.
Сита увидела перед собой фикус и отшельника под ним. Очередь просителей была меньше вчерашней. Не обращая ни на кого внимания, Сита вытащила катушку белых нитей, что специально привезла с собой. Держась к дереву правым боком, полная молитвенного благоговения, она - в соответствии с сакральным числом – сделала сто восемь кругов вокруг него, наматывая нить на тонкий ствол.
Все это время, как ее учили, Сита держала в памяти образ своего мужа. Она просила здоровья, долголетия, благополучия для него, еще она просила, чтобы он стал прежним, тем Майком, которого она любила… когда-то. Перед глазами встал образ Тадао. Его слова, мука и раскаяние в голосе, когда он разговаривал с драконом. Внешне такой сильный, а на самом деле — ранимый. Сита попросила за него. Может, это была жалость, может, нерастраченное материнское чувство, но отчего-то ей захотелось защитить, уберечь военного от всех, всего мира и в первую очередь — от него самого. Когда она закончила обвязывать ствол, образ майора окончательно вытеснил лицо Майка, девушка просила уже за Тадао.