Шрифт:
— Царь выжил, миледи, и царевич Владимир тоже. Наши силы собрались в царском вагоне, в этом я уверен. Но я не мог оставаться долго. Я должен был найти вас.
"Неужели я прошла этот путь, чтобы еще раз пережить смерть отца? Неужели он везде обречен, хороший человек, который становится жертвой жестокости и жадности других?"
Если папу убили, он умер, пытаясь защитить Питера. Мысль о том, что маленький мальчик лежит мёртвый, уничтожает меня почти так же, как страх за отца. И Катя! Моя младшая сестра превратилась в боксёра, чтобы спасти меня. Неужели они зарезали её? Я не могла вынести мысли о том, что она умерла за меня, за притворщицу.
И если моего отца сегодня убили, если он потерялся в снегу, в лесах... Жар-птица вероятно потеряна, и я никогда не попаду домой.
— Миледи, — шепчет Пол, — Не бойтесь.
— Вы не можете сказать мне, мертвы они или живы. Не пытайтесь успокоить меня ложью.
— Я бы не стал так делать, — и это правда. Пол может быть жестким, или прямым, или неловким, но он всегда был честен со мной. "Как я могла подумать о том, что он предал нас?"
Я пытаюсь улыбнуться ему, хотя я знаю, что выражение моего лица выглядит таким же неправильным, как я его ощущаю.
— Если вы не лжете, как вы можете говорить мне, чтобы я не боялась?
— Я только имел в виду, что вы в безопасности, миледи. Когда вы согреетесь и отдохнете, завтра мы можем нагнать царский поезд.
У меня появляется надежда.
— Остальные тоже там будут?
— Нет, миледи. Предполагается, что солдаты, верные Великому Князю Сергею недалеко от Санкт-Петербурга. Царь и царевич отправились вперед, чтобы разбить лагерь и приготовиться к битве. Я должен проводить Вас на поезд, чтобы Вы оставались в безопасности в Москве, которая верна царю.
Если мой отец и Пётр выжили, они тоже поедут в лагерь. Я уже знаю, что царь Александр верит, что его младший сын должен стать солдатом, и он будет настаивать, чтобы Пётр находился недалеко от битвы, какой бы жестокой она ни была. Мой отец никогда бы не оставил Петра одного. Он настоит на том, чтобы быть рядом с ним, чтобы успокоить мальчика, даже если это будет значить, что он снова будет рисковать жизнью.
— Нет. Я не поеду в Москву, единственная причина, по которой я когда-либо туда собиралась, это поиски Азаренко, но он тоже будет участвовать в сражении, разве нет? Вы должны отвезти меня в лагерь.
— Миледи, у меня приказ.
— Я тоже могу отдавать вам приказы, разве нет? Вы должны отвезти меня туда. Я не могу поехать в Москву.
— Вы должны, — в голосе Пола звучит тревога и бессознательно он придвигается ближе ко мне, стараясь заставить меня видеть ситуацию его глазами. — Иначе опасность слишком велика.
— Если мой отец умрет, я тоже хочу умереть.
— Не говорите так. Вы должны думать о своем долге. По меньшей мере один член следующего поколения дома Романовых должен оставаться в безопасности.
— Я поеду в лагерь с Вами или без Вас. Всё, что мне нужно сделать — это следовать по железнодорожным путям обратно к Санкт-Петербургу, правильно?
Конечно, это не может быть так просто, но я отказываюсь это признать. Я должна узнать, есть ли у меня надежда вернуться домой или я умру в попытках это сделать.
Пол говорит:
— Вы должны остаться в живых, миледи.
— Зачем? — я сжимаю воротник его рубашки. — Зачем, если я в ловушке в чужой жизни?
Он не может мне ответить. Он только смотрит.
Моя рука и мой голос начинают дрожать.
— Я подвела всех. Я подвела отца, мать, сестру, Тео, тебя, всех...
Я провалилась во всем. Я не хочу быть заперта здесь. Я не выйду замуж за мужчину, которого не знаю. Но я не вижу другого выхода. Если это всё, что осталось, если мне осталось только это — я этого не хочу.
Несколько секунд Пол не может ответить. Мы лежим лицом к лицу, моя рука у него на груди, наши ноги соприкасаются. Мы никогда не были ближе. У нас никогда снова не будет возможности побыть наедине.
Пол говорит:
— Если не ради себя, миледи, останьтесь живы ради меня.
Наши глаза встречаются.
Его следующие слова не громче шепота:
— Мне не нужен мир, в котором нет Вас.
Я не знаю, что чувствую к Полу из этого измерения, или к моему, или к обоим из них. Я больше не вижу разницы, и в эту секунду мне всё равно.
Мои пальцы повторяют линию его горла и подбородка, по кромке его короткой бороды, чтобы найти уголок его рта. Его губы раскрываются и дыхание перехватывает.