– Не смотри на невзрачный вид, у велика лёгкий ход. Конфеты бабулькам взяла?

Кармель кивнула.

– Ну тогда с богом. Захвати и мой подарок. Скажешь от Мани, - соседка вручила ей тяжёлый свёрток.

В корзину на багажнике Кармель уложила пакет и гостинцы. Велосипед и правда оказался удобным, он, чуть поскрипывая, легко катил по разбитой дороге. Она быстро приноровилась к его ходу, стала ловко объезжать ямы и выбоины. Сразу за кладбищем бурьян вплотную подступил к дороге, и вскоре она превратилась в две узкие тропы. Без большого навыка езды на велосипеде Кармель дважды съехала в траву и, выкарабкиваясь из неё, нацепляла на одежду репейник. Чертыхаясь, обобрала с брюк колючие шарики и решила дальше идти пешком. Велосипед положила в траву на обочине, надеясь забрать на обратном пути. Приблизительно через три километра тропинка перешла в остатки асфальтовой дороги, по обеим сторонам которой, стояли полуразваленные саманные дома без окон и крыш. Кармель шла по улице хутора Благодатный и невольно представляла: когда-то здесь жили люди, в подворьях водилась скотина, воздух звенел от детских голосов. Сейчас же хутор представлял собой печальное зрелище: дворы заросли вездесущей лебедой и крапивой, кустарники почти поглотили улицу, остатки строений выглядывали в просветах между деревьями. Попавшиеся на пути Кармель две ухоженные хаты радовали глаз свежей побелкой. На лавочке возле одной из хат сидели две древние старушонки, Кармель направилась к ним.

– Добрый день, меня к вам направила баба Маня, - громко сказала Кармель и протянула маленьким сухоньким, похожим друг на друга бабулькам подарок от соседки.

– А чего ты орёшь. Мы, слава богу, не глухие, слышим, - проворчала старушка в платке яркой расцветки, повязанном на макушке. Она взяла свёрток из рук гостьи, развернула его на лавочке, взору предстали шесть банок кофе.
– Вот спасибо. Передай Мане наш поклон. Теперь нам с Лизкой надолго хватит.

Бабулька, названная Лизкой, встрепенулась, взяла банку в руку, подслеповато сощурившись, прочитала марку кофе.

– Ты гляди, Анька, наше любимое.

Кармель, разглядев старушек, поняла: первое впечатление ошибочно. Та, что в ярком платке, крупнее и полнее подруги, ехидный взгляд бледно-голубых глаз выдавал непростой характер. Вторая, из-за улыбчивого лица, обрамлённого белым платочком, халата в мелкий блёклый цветочек, была похожа на классических бабушек, какими их рисуют художники.

– Бабушка Маня посоветовала у вас попросить тяпку и топорик. Я пришла прибрать могилки родственников.

– Дело хорошее. А ты, чья будешь?
– Баба Аня поправила бандану, отряхнула ситцевое платье.

– Я внучка Марии Устиновой - Кармель.

– Ясно. Хочешь поправить могилки Синельниковых. Что за имя у тебя дурацкое?
– поинтересовалась она.

– Почему дурацкое, - обиделась Кармель.
– Еврейское.

– От как. Эт самое. А мне нравится, - улыбнулась баба Лиза.
– Сладкое имя, конфетку напоминает.

– Точно. Вот и назвали бы Карамель.
– Баба Аня сграбастала свёрток.
– Пошли, выдам инструмент. Только ты сама не найдёшь могилки - мы тебе покажем.

– Спасибо большое, - обрадовалась гостья.
– Ой, совсем забыла. Это вам к чаю.
– Девушка протянула пакет с конфетами и печеньем бабе Лизе.

– Ты глянь, Лизка. Да у нас сегодня праздник, - одобрила подношение баба Аня.

Минут через двадцать Кармель в сопровождении старожилок хутора отправилась на погост. Деревенское кладбище издалека походило на рощу, состоящую из немного странного набора деревьев: пирамидальные тополя соседствовали рядом с рябиной, вишней, берёзами, елями, клёнами. Под разросшимися деревьями трава не росла, только там, куда попадали солнечные лучи, буйствовало разнотравье. Путники ступили в тень деревьев и облегчённо вздохнули.

– И понесло же нас в самый полдень. Голову малость напекло, - пожаловалась баба Аня, вытирая пот платком.
– Я тут под клёном у своих посижу, а ты Лиза, проводи её до Синельниковых.

Баба Лиза, стараясь держаться тени, довела Кармель почти до края кладбища.

– От как, эт самое. Видишь кусты "Невесты", вот там и похоронена твоя родня. Ты не боишься остаться здесь одна, а то нам нужно коз доить. Если страшно, я побуду с тобой, Аня и сама справится,- поинтересовалась старушка, глядя на Кармель из-под ладошки.

– Здесь, как в парке, птички поют, пчёлы жужжат, покой и умиротворение - бояться нечего.

– От как, эт самое. Тут ты права, мёртвых бояться не стоит, они ничего уже не сделают, живых надо опасаться.
– Баба Лиза вздохнула и отправилась к поджидавшей её подруге.

Кусты "Невесты" разрослись и полностью скрыли маленький памятник из серого гранита. Кармель раздвинула тонкие, гибкие ветки и прочитала надпись: "Вы были истинными богачами - жизнь щедро одарила вас любовью". Далее шли фамилия, имена и даты рождения и смерти. Она помнила памятники-пирамидки, видимо, бабушка позже поставила родителям один на двоих. Кармель обрезала кусты, сформировав из них аккуратные шары, выполола бурьян вокруг могил. Утомившись, присела на тёплый камень оградки, вокруг царило запустение, прошлогодняя листва с буйно разросшихся деревьев и кустарников щедро присыпала могилы, там, где траве не мешала тень, она вымахала в человеческий рост и полностью скрыла памятники и кресты. Кармель вынесла срезанные ветки и траву туда, где по её разумению заканчивались кладбищенские земли. Возвращаясь назад, в густой траве заметила синие всполохи цветов, подошла ближе - целая лужайка ирисов. Наклонилась и вдохнула тонкий нежный аромат. "А я, балда, и не подумала принести цветы". Кармель, сорвав несколько длинных изящных стеблей, чуть поодаль увидела цветущий куст пиона, рядом с ним оранжевым огоньком горели цветки календулы.

"Я уже видела это", - она посмотрела по сторонам. Чувство узнавания и этих цветов, и самого кладбища усилилось.

– Ты стоишь на моей могиле, - послышался тихий шелестящий голос.
– Ирисы ты тоже рвала с неё.

Кармель, взвизгнув, отпрыгнула в сторону. Сон! Вспомнила она, всё это было во сне, только там ещё находилась незнакомая женщина. Боязливо оглянулась - никого.

– Я здесь, - раздался тот же голос.

Кармель с ужасом уставилась на возникающий, прямо на её глазах, женский силуэт. Закричать или убежать она не смогла бы сейчас при всём желании - горло издало еле внятное сипение, а ноги будто приросли к земле.